поверхности стаканчика имелись невидимые для простого глаза метки, по которым сразу будет видно, что над сосудом проделывались какие-либо манипуляции.
Утром, проснувшись на диване в кабинете Бураго, Найденов нашел свое платье и ботинки тщательно вычищенными заботливой рукой Аделины Карловны. В столовой на белоснежной скатерти сверкал кофейник и испускали аромат свеже-поджаренные гренки в молоке.
Как только он ушел, за квартирой было установлено тщательное наблюдение.
В институте Найденов нашел радиограмму от Бураго. Старик сообщил, что прилетает сегодня. Радиограмма была составлена в таких выражениях, что Найденов понял: у старика успех. И действительно, едва появившись в кабинете своего комиссара, Бураго весело крикнул:
- Ну, поздравляйте старого факира!
- Победа?
- Еще не совсем, но путь к ней ясен. Ясен, ясен, как день, - оживленно потирая руки, повторял Бураго. - И ведь черт его возьми, вашего приятеля: неплохая голова, ей-богу, отличная голова! Он, конечно, еще не законченный ученый, ему не хватает настоящих знаний, плоховато с методикой, но у него есть полет мысли. Они с Валей прекрасная пара.
Заметив, что при этих его словах лицо Найденова омрачилось, Бураго рассмеялся.
- Не бойтесь! Это только в научном смысле. Ее данные плюс смелость его фантазии. Право, он молодец. Знаете, над чем он сейчас пыхтит? «Раз, - говорит, - лак, дающий хорошие результаты во всех условиях освещения, может работать лишь в подогретом состояний, нужно подогревать его на поверхности судна». - «Но ведь это же химера, - уговорю ему, - корабль не самовар. Нельзя же держать его все время горячим». И вот тут-то, милостивый государь мой, я и понял, что за золотая голова у вашего друга: «Надводный корабль мы пока и не сможем подогревать, а подводный, пожалуй, сможем». - «Позвольте, - говорю, - на подлодке каждый ватт в десять раз ценней, чем на любом другом корабле киловатт, а вы собираетесь расходовать сотни, а может быть, и тысячи киловатт на прогрев стенок лодки. А зимой, в ледяной воде?» Честное слово, в первый момент мне стало даже немного обидно, что человек, называющий себя физиком, да еще к тому же моряк, говорит такие вещи! А он, ничуть не смущаясь, режет: «Мне совершенно безразлична температура забортной воды. Важен только ее состав. Если я сумею найти для лака такой ингредиент, который, вступая в энергичную реакцию с морской водой, практически не будет расходоваться в сколько-нибудь ощутительном количестве, то при погружении в воду мой лак тем самым будет подогреваться и…» И тут, честной слово, я не дал ему договорить: облапил я его, как старый медведь, и расцеловал. Ей-богу!… Если бы у вашего Житкова была лучшая теоретическая подготовка, я был бы ему нужен, как телеге пятое «колесо. Он и без меня решил бы все до конца. Но тут-то вот и понадобился старый Черномор! Мы с Житковым и с Валей три дня не выходили из лаборатории. И что вы думаете? Почти нашли! Право, осталось сделать еще один, самый последний шаг. Я привез с собой все материалы. Решение вертится вот тут, перед носом, как назойливый комар ночью. Гудит, а поймать не могу. Но я его словлю. Непременно словлю! Не сегодня, так завтра этот комар будет моим.
Найденов посвятил профессора в историю с дворником и рассказал о ловушке, расставленной Аделине Карловне. Бураго пришел в ярость. Потом после долгих уговоров успокоился, но ехать домой все же отказался. Найденову пришлось вечером отправляться к нему на квартиру одному. К своему удивлению и почти разочарованию, он увидел, что ни одна из сделанных им меток не нарушена. Стаканчика, совершенно очевидно, никто не трогал. Силки, расставленные для экономки, оказались пустыми. Но если это огорчало Найденова, так как сбивало со следа, казавшегося ему уже найденным, то старый профессор искренне обрадовался реабилитации Аделины Карловны. Он сейчас же поехал домой, шумно расхаживал по пустой квартире и в полный голос распевал свои излюбленные русские песни… К ночи Бураго заперся в кабинете и углубился в работу. Найденов уехал в институт. Весь следующий день они не виделись, каждый работал у себя. Около полуночи в кабинете Найденова раздался вдруг телефонный звонок.
- Нашел! - радостно крикнул в телефонную трубку Бураго. - Честное слово, по-моему, все найдено. Сейчас приду к вам.
- Высылаю за вами машину, - сказал Найденов.
- Нет, не нужно! - запротестовал старик. - Хочу немного прогуляться. Через час я буду у вас.
Бураго взял из угла свою тяжелую трость и спрятал в нее листки законченных заметок. Рядом с ним, как всегда, внимательно следи за каждым движением хозяина, словно нанимая всю важность происходящего, сидел Тузик.
- Тоже засиделся, старик? - ласково сказал Бураго. - Хочешь прогуляться?
Бураго надел собаке тяжелый ошейник.
- Пошли, старина!
Весело напевая, Бураго направился в прихожую. Оттуда на всю квартиру загремел его бас:
- Аделина Карловна, мы пройдемся с Тузиком, затем - в институт. Вернемся, наверно, очень поздно. Не ждите нас!
Заспанная экономка затворила за ними дверь.
Часа через два в кабинете профессора зазвонил телефон. Аппарат долго посылал в темноту пустой комнаты звонки. Умолк, снова зазвонил, еще настойчивее. Наконец Моденову, сидевшему на другом конце провода, ответил голос Аделины Карловны:
- Я слушаю, алло!
- Александр Иванович дома?
- Нет, Александр Иванович ушел гуляйт и потом нах институт.
Найденов положил трубку. Через час он снова вызвал квартиру Бураго, так как профессора все еще не было в институте. Оставалось предположить, что старик засиделся где-нибудь на набережной, где он привык сиживать часами, обдумывая свои физические задачи, а потом вернулся домой.
Утром Найденов снова позвонил Бураго, чтобы условиться о времени свидания.
- А разве Александр Ифанович не ночефаль на институт? - услышал он удивленный возглас Аделины Карловны.
Найденов испугался. Он тотчас сообщил в НКВД об исчезновении профессора. Розыски в течение целого дня ее дали ничего.
Следующей ночью запоздалые прохожие увидели на проспекте большого сенбернара, медленно тащившегося по направлению к дому № 5. Собака шла, шатаясь и с трудом передвигая лапы. Временами она ложилась, потом с видимым усилием вставала и снова тащилась дальше. Это был Тузик. Его хорошо знали жители квартала, где жил Бураго. Первый же человек, узнавший собаку, пришел на квартиру Бураго и сообщил о Тузике. Найденов бросился навстречу собаке. Тузик лежал на тротуаре возле ворот дома.
Собака сделала последнее усилие поднятъся, потом со стоном повалиласъ на бок. Ее лапы вытянулись. Из горла хлынула кровь. Глаза закрылись.
Наклонившись над трупом собаки, Найденов и его спутники увидели записку, прикрепленную к ошейнику. Найденов развернул ее.
«Найденову. Я понял,
