скажи, как называется это место?
Домовой взял пачку, неторопливо положил ее в карман, степенно затянулся и внимательно осмотрел Матвея. Выдохнув дым в сторону, почмокал губами:
— Эвон как тебя таращило… ты сюда как попал-то? Че, вправду не знаешь где ты?
Матвей поморщился, отгоняя дым. Пожал плечами, еще раз оглядевшись.
— Да уж так получилось… странно.
Мужичок явно наслаждался возможностью поболтать. Он присел рядом с Матвеем и доверительно сообщил:
— А-а-а… у меня тоже так бывает — с перепоя… Как бывало переберешь беленькой, — он с хитрым видом щелкнул пальцем себе по горлу, — дык и того — наутро ищут с фонарями.
Он опять затянулся.
— Гордеево это, корефан… станция такая… а ты откуда… путешественник?
Странно, но вопреки ожиданию Матвея, от мужичка совсем не воняло тем запахом беспросветной нужды, который он ощущал, когда его путь пересекали многочисленные нищие, особенно у православных церквей… От домового пахло застарелым табаком, да еще витал вокруг какой-то манящий и домашний запах еды — борщ, подумал Матвей и сглотнул слюну.
Он неопределенно махнул рукой.
— Из города я…
Домовой изучающе наклонил голову, искоса, сквозь табачный дым, изучая Матвея. Глаза его при этом проницательно и как-то тревожно блестели.
— Из города говоришь? А из какого, позволь спросить?
Матвей неожиданно рассердился — он начал запутываться в оценке этого человека. Вроде домовой, но какой-то уж непростой домовой. Милицейский домовой, — опять вылезло с неуместной шуткой подсознание. Матвей встряхнул головой, отгоняя из головы совсем уж бредовую картину. Решительно и немного нервно спросил мужичка:
— Слушай… ты ведь местный, да? Помоги мне? Мне нужно позвонить срочно, а телефон накрылся… и еще… — он огляделся на пустую улицу. Стемнело окончательно, и мир погружался в сонную оторопь, — мне бы переночевать где-нибудь… и пожрать, а? Ты не волнуйся — я тебе заплачу, деньги есть…
Домовой отпустил его с прицела небесно-голубых глаз и по-деловому спросил:
— Деньги — это хорошо… а сколько есть?
Матвей пожал плечами и достал из кармана пачку пятитысячных купюр, которые подобрал прежде, чем треснуть крепыша по лбу. Под ошеломленным взглядом мужичка, распечатал пачку, достал одну банкноту и протянул ему. Тот уронил почти докуренную сигарету и двумя руками взял ее за края. Благоговейно поднес к носу и, зажмурив глаза, понюхал. Восхищенно посмотрел на Матвея, который в легкой тревоге от поведения мужичка спросил:
— Хватит?
Домовой, сияя всем своим морщинистым лицом, суетливо засунул деньги в карман, вскочил и возбужденно проговорил:
— Дак, ить… конечно, мужик! Тут и на это хватит! — он щелкнул себя по кадыку и сделал шаг назад, — ты, это… посиди тут, корефан… а я смотаюсь по-быстрому…
Матвей в самый последний момент успел схватить домового за рукав пиджака. Старая ткань затрещала, но удержала суетливо перебирающего обутыми в нелепые женские тапочки ногами мужичка. Тот возмущенно глянул на руку Матвея, перевел взгляд на его лицо и затих, поняв серьезность намерений. Тихо и сдавленно пролепетал.
— Т-ты… чего, мужик?
А Матвей вновь почувствовал в себе, такое пугающее и незнакомое, желание бить. Он стиснул зубы и исподлобья смотрел на тщедушное тело в его руках. Хватило бы двух ударов, даже в его теперешнем состоянии, чтобы выбить дух из этого человека. Это было право сильного — его столько раз сегодня пытались убить, но он выстоял против трех, более страшных, противников. И это мерзкое и глупое существо пытается обмануть его? Вся его боль, ненависть и страх требовала немедленного выплеска.
Матвей с трудом взял себя в руки. Боже, что с ним происходит? Он ведь и мухи не мог обидеть, маменькин сынок, подкаблучник и слюнтяй, всю жизнь бегущий от проблем! Теперь же — кулак сам сжался, глаза прищурились, прицеливаясь…
Он встряхнул головой, отгоняя наваждение, и хрипло пробормотал:
— Не… мужик. Давай-ка вместе пройдем куда там тебе надо, а?
Напряжение медленно отпускало, и Матвей слегка расслабился. Испуганный домовой, нутром почуявший нависшую над ним опасность и имея, видимо, большой опыт подобного рода общения, сдавленно ответил, смешно шмыгнув носом:
— Э-ээ… ну пошли раз так… у меня дом недалеко… — и после паузы добавил: — Андрей.
Матвей удивленно посмотрел на него, не отпуская рукав.
— Что — Андрей?
Домовой досадливо поморщился, с облегчением отметив изменение настроения Матвея.
— Зовут меня так — Андрей!
Матвей долго смотрел на него, не веря абсурдности происходящего, затем начал смеяться. Снова испугавшийся Андрей тревожно следил за лицом Матвея, окончательно запутавшись.
Матвей отпустил рукав, сел на лавку и продолжал слегка истерически смеяться. Вот тебе и выплеск! — подумал он, — истерика…
Андрей слегка попятился, но остался на месте, с любопытством глядя на Матвея. Матвей успокоился, вытер выступившие слезы и пояснил напрягшемуся Андрею:
— Прости, друг! Так много сегодня всего было… Меня Матвей зовут… — он протянул руку Андрею и тот, после паузы, пожал ее. — Мы с тобой как два апостола — Левий Матвей и Андрей Первозванный… осталось выяснить — где наш Иисус…
Андрей с облегчением выдохнул, вновь шмыгнул носом и сел рядом. Посмотрел искоса на Матвея и покачал головой.
— А я уж, грешным делом, подумал — ты того… Давеча у соседа моего, Саньки, белочка приключилась. Так он так же на людей бросался и все время смеялся и плакал… А ты, стало быть, верующий?
Матвей неожиданно начал хлопать себя по карманам. Андрей слегка отодвинулся, с недоумением следя за ним. Матвей наконец нащупал в грудном кармане рубашки и достал маленький нательный крестик, на простой суровой нитке. Облегченно выдохнул:
— Уф… думал, потерял!
Он задумался — как-то уж очень странно с этим крестиком получилось. Утром мама ни с того ни с сего настояла, чтобы он его надел, и Матвей пообещал это сделать позже, чтобы ее успокоить. А теперь, выходит, крестик все это время пролежал в кармане, спасая его?
Матвей много раз слышал истории о сверхъестественной силе защитных молитв матерей, спасавших своих детей в самых, казалось, страшных ситуациях. И верил в это. А вот теперь и с ним это произошло. Насколько он сам себя спасал, а насколько ему помогало мамино благословление и помощь Бога? Трепетное ощущение чуда, невероятное в данной ситуации, коснулось его израненной души, проникнув в самую глубокую ее часть.
И одновременно Матвея захлестнуло ощущение жизни — благодать! Он жив, полон сил и впереди его ждут хотя и трудные, но, надеялся он, интересные дела!
Андрей с любопытством заглянул ему через плечо, и Матвей нехотя пояснил, бережно пряча крестик в карман.
— Мамин подарок, — он вздохнул, вспоминая свое положение, — будешь тут верующим… пошли, что ли?
Он встал, взял сумку и с ожиданием
