— Не стоит пока. У меня есть кое-что, — Левек неопределённо покачал ладонью, — Надеюсь, выгорит.
Они расстались сразу после отбоя, и Левек даже смог заставить себя заснуть. Вскочил перед самым рассветом и опять забрался в часовую башню, чтобы оставить в сапоге Странника самый мощный накопительный артефакт, который делал под чутким руководством Боржека накануне, и осторожно перенёс на него с копья гудящие силовые нити.
Надолго его не хватило бы, конечно, но неделю, может, и продержится. Особенно, если пробоев не будет. Ведь не будет же? Как не было их в академии прежде. Во всяком случае, Левек никогда о них не думал и не знал.
Часть 15
* * *
Утром Смирна Татович, известный также, как Ибор Смирн Татовицкий Маргнек, младший внук княгини левобережного Торжека и западного Заццвахта, заслужено мучился тошнотой и чудовищной головной болью, совершенно несоразмерной выпитому накануне. Подобным эффектом гоблинский самогон отягощался только в одном случае: если добыт был не слишком легальным путём, то есть, попросту говоря, бесчестно украден. Выяснять, кто, как и где спёр целую запечатанную новёхонькую крегу самогона, у Татовича сейчас не было не то что желания и сил, ему и жить-то сейчас не очень хотелось, и в сложившихся обстоятельствах не слишком моглось. Он бы с радостью сейчас обменял вот это всё на три часа мозгодробильного спецкурса ритуалистики у Нинандры, и даже полный учебный день у зануды Палицы, но самогон был сильнее, и отпускать Смирну из тисков похмелья категорически отказывался.
Утешало только то, что кара тошнотой и головной болью вместе с ним поразила всё мужское крыло. Во всяком случае, тех, кто присутствовал вчера на стихийном бедствии — вечеринке. А присутствующих, судя по болезненным вспышкам в памяти Смирны, было много.
В состоянии близком к коллапсу, размышлять о будущем взыскании за сегодняшний массовый прогул было несовместимым с жизнью, и Смирна с болезненной гримасой повернулся на бок, умоляя небеса накапать ему в рот хоть немного воды.
Небо неожиданно отозвалось из-за спины укоризненным женским стоном.
Если бы Смирна мог обречённо закрыть глаза, он бы это сделал. Но глаза его и так уже были закрыты. Единственное, что оставалось — притвориться окончательно и бесповоротно мёртвым, что, впрочем, было не слишком далеко от правды.
— Ты лекарь, — прохрипел из-за спины голос. Смирна равнодушно отметил, что не может его опознать. — Сделай хоть что-нибудь.
Точно. Он бесов лекарь. А не достойный называться мужчиной боевой маг. Если бы Смирна мог, он уже бы что-то сделал. Но попытаться действительно стоило. Всё-таки клятва богам оказывать помощь любому нуждающемуся, данная на первом курсе, была настоящей клятвой. И Смирна с большим усилием вытащил ладонь из вороха тряпья, лежащего меж ним и девицей.
— Будет больно, — прошептал он, сам не зная, зачем предупреждает. Но что-то такое вилось в расплавленном похмельем мозгу, что он краем сознания отметил и неожиданно для себя высказал вслух. — Возможно, очень.
В ответ раздался очередной сдавленный стон.
Смирна осторожно выдохнул, чтобы не тревожить гудящую, как низкий колокол, голову, и протянул назад руку.
На что он надеялся? Что после выброса магии впадёт в благословенное забытьё? Или, что всплеск выжжет похмелье и в нём самом? Как бы то ни было, он оказался неправ. Совсем.
Девушка сзади вскрикнула и затихла. А его самого смахнуло с кровати, и скрутил на полу долгий безрезультатный и болезненный спазм. Он лежал на скоблёных досках, дышал запахом пыли, почему-то отчётливо бьющим в нос, больно было не то, что молиться, даже неподвижно лежать, поэтому он просто ждал, когда всё закончится, и он либо выживет, либо умрёт. Он нашёл внезапное утешение в размеренных вспышках боли и затаился, намереваясь попытаться заснуть.
Неожиданный порыв свежести ворвался в комнату, огладив Смирну холодом и запахом дождя. Кто-то влил ему в рот микстуру, а в тело три целительских дозы силы, и Татович медленно открыл глаза, стоило лекарской ладони оставить его натерпевшийся лоб.
Профессор Олюшко, встретив его осознанный взгляд, вскочила, отдавая кому-то команды.
— Чётче. Держите поток чётче. Очистите эту структуру, она не даст вам… Кто-то выжег яд частично. Вместе с собственной защитной системой. Она почти жива, просто без сознания.
Смирне не понравилось это "почти". Он попробовал подняться, встав на четвереньки, проклиная собственную беспомощность и недостойный старосты (и не только) позор. Руки тряслись, и тело мгновенно покрылось испариной.
— Татович, вам следует полежать, — Олюшко быстро отвернулась от кровати, и Смирна увидел совершенно белую Эльзу, лежащую с пугающе приоткрытым ртом.
Он поморщился, чувствуя, как побежали мурашки почему-то в районе живота, перевёл взгляд дальше и увидел серьёзные, тёмные глаза Шапежки. Он даже не понял, как оказался на ногах. И как смог внятно и ровно произнести:
— В порядке. Что с Эльзой?
Шапежка отвернулась, продолжая удерживать целительский поток, и Смирна увидел только, как она чуть заметно закусила губу.
— Спит, — отмахнулась Олюшко. — Меня больше беспокоите вы. Слишком быстро поднялись. Если бы Шапек вас не нашла, мы бы к вам не успели. Ваша комната последняя на этаже, остальные уже проверили.
Смирна почти ничего не понял из объяснений профессора, и, подумав, что ему надо прилечь, решил, что разберётся с этим позже.
А сразу следом увидел над собой в разгоняемой свечой темноте бледное, усталое лицо Шапежки. Она как-то вся посерела и съёжилась, сделавшись ещё меньше, чем казалась ему всегда. Волосы были собраны в низкий узел, отчего она выглядела старше и много серьёзней. И к такому её виду Смирна оказался категорически не готов. Всё это отозвалось в нём самом горячим комком, подпрыгнувшим где-то в горле, и он настороженно спросил:
— Ты как?
Подумал, что спросил, и что настороженно. На деле вышло какое-то невнятное бульканье, то ли шипение.
Глаза Шапежки вспыхнули радостью, и Смирне иррационально захотелось, чтобы она его поцеловала.
Но Петра вместо этого вскочила и вылетела за дверь.
— Магистр Моравицкий! Татович очнулся! — услышал Смирна её звонкий, переливчатый голосок, и с досадой поморщился. Сешень вкатит ему сейчас всё, что только сможет, а что не сможет, потом доберёт.
Появившийся в дверях куратор боевиков был сдержанно грозен, чем лишь подтвердил наихудшие опасения парня.
— Молчи, — оборвал властным жестом пространное бульканье Смирны. — Я сам всё расскажу. Вас отравили. Сознательно. Кто — выясняем. На данный момент на территории академии заглушены все порталы, и проверяется весь провиант.
