за шестьдесят. Глава семьи сорок лет занимался археологией и дважды объехал весь мир. Он был грузен, вечно дымил сигаретой и не расставался с фотоаппаратом. Его жена Агнесса, сморщенная и некрасивая, постоянно жаловалась на всякие болезни и неудобства жизни на корабле. Она то и дело что-нибудь записывала в свою книжечку. Мелькнет вдали хвост Дельфина, она тут же это записывает. Пролетят чайки, она их сосчитает, и сразу же точную цифру занесет бисерным почерком в свой реестр.
Мадлен отчаянно скучала в компании бабушки и Этамблей.
Вскоре она подружилась с Луи Грегуаром, механиком из Марселя, немолодым, но очень живым человеком. Он обладал необычайным даром сплачивать людей. Вокруг него вскоре организовалась небольшая, но веселая группа.
Были здесь и архитекторы, и посредники в торговых сделках, и рабочие, в том числе пятеро докеров. Они вошла вместе с ним на корабль в Марселе и отправлялись в Советский Союз по приглашению одесских моряков.
Мадам Жубер была очень недовольна тем, что ее внучка постоянно находится возле Грегуара. Она не считала его человеком своего круга.
Однако бабушка не могла справиться со своей внучкой. Общительный нрав Грегуара пришелся Мадлен по душе. Он любил рассказывать и знал столько всяких историй, что Мадлен готова была слушать его сколько угодно.
Но не только эти истории занимали девочку. Грегуар был ближе к той жизни, которая ее интересовала.
Однажды Мадлен никак не могла его найти. В каюте, где он жил, сидела компания докеров. Разговор между ними не вязался.
Она сидела рядом со старухами и слушала, как бабушка долго вспоминала детство; Агнесса, подставив свое маленькое дряблое личико солнечным лучам, дремотно щурила глаза и, казалось, думала о чем-то своем.
Вдалеке, у самого горизонта плыл корабль. Он казался тоненькой черточкой, почти слившейся с темной синевой волн. Засвеченный солнцем, корабль иногда совсем исчезал из виду, словно растворялся в воде, а потом возникал опять, призрачный и таинственный…
И, глядя на море, было странно думать, что где-то существует земля, города, люди!.. Казалось, в этом просторе заключен весь мир…
Тяжелые волны медленно перекидывались сверху вниз и вновь поднимались вверх. Серебристо искрились вспененные бурунчики на их гребнях. Мадлен казалось, что волны устали от вечного движения, что они состарились и поэтому гребни их седы, как голова бабушки…
На палубе появился старик Этамбль. Он хорошо поспал в каюте, и складки на его розовых щеках не успели разгладиться. Этамбль пододвинул свое кресло поближе, так, чтобы солнце не светило в глаза, и, улыбаясь, взглянул на Мадлен.
— Я вижу, ты скучаешь, крошка, — сказал он и обратился к бабушке. — Не слишком ли жестоко, мадам Жубер, держать ее около нас, стариков!..
— Пусть посидит! — сказала бабушка. — Надо ей отдохнуть. В Одессе предстоит много беготни…
— Нет ли у вас родственников в Одессе?
— Нет, не осталось!.. — ответила мадам Жубер и, помолчав немного, спросила: — Скажите, месье Этамбль, а что вы думаете о России?
— Есть восточная пословица: «Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать», — сказал Этамбль. — Я хочу сам узнать, чем они там дышат… Конечно, я не премьер-министр Франции, и от меня ничего не зависит, но люди должны лучше понимать друг друга… Я видел русских в Париже, и мне не очень-то нравятся их широкие брюки. Но ведь и сам я не очень большой модник…
Он засмеялся и взглянул на Агнессу. Она вздохнула и покачала головой.
— Я бы не сказала этого про твою молодость, — проговорила она. — Если бы ты не умел хорошо танцевать вряд ли я была бы сейчас твоей женой! О, мадам Жубер вы не представляете себе, какой у него был веселый нрав!..
Старики с улыбкой переглянулись: им было что вспомнить.
Бабушка задумалась, очевидно, перебирала в памяти давние годы. Ее муж, дедушка Мадлен, служивший в таможне, умер от воспаления легких, когда его дочери — матери Мадлен было только пятнадцать лет. Пожелтевшие от времени фотографии висели в бабушкиной комнате. На них был изображен невысокий полный мужчина со строгим, обрюзгшим лицом, В форменной куртке. Дедушка тоже был русским, но бабушка познакомилась с ним в Париже, когда он уже переделал свою фамилию на французский манер. Как давно это было!..
— Чудесное путешествие! Не правда ли? — проговорил Этамбль. — Мы идем дорогой древних римлян, которые вели свои корабли к берегам Крыма и Кавказа… Я давно мечтал побывать на развалинах древнего Херсонеса! Но, к сожалению, наш путь проходит мимо…
— К сожалению! — улыбнулась Агнесса. — Но зато мы наверняка увидим много других замечательных мест.
— Вы слышали когда-нибудь об одесских катакомбах? — спросила мадам Жубер.
— Нет! — удивленно подняла брови Агнесса. — Они древни, как катакомбы Рима?
Этамбль сделал отрицательный жест рукой.
— О нет, Агнесса!.. Эти катакомбы не имеют такой и истории. Древние христиане в них не скрывались… Но в годы войны, говорят, там прятались русские «маки+»!..[3] Об этом мне хочется узнать подробнее…
Этамбль придвинул свое кресло поближе к борту.
— А вы и вправду волнуетесь, мадам Жубер? — неожиданно спросил он.
Мадлен взглянула на бабушку. Та как-то сразу встрепенулась. Этот вопрос вырвал ее из плена тяжелых раздумий.
— Пожалуй, месье, — ответила она. — Сейчас я думала о том, сохранился ли тополь, который рос под моим окном? Однажды я выронила из окна куклу, и она застряла в его ветвях… Я плакала, и отец сам влез на дерево, чтобы ее снять…
Приближалось время обеда. Сидевшие около лодка разошлись по своим каютам. Грегуар, проходя мимо, поклонился Этамблям, бабушке и дружески подмигнул Мадлен. Она ответила улыбкой.
Диктор объявил по радио, что корабль идет по расписанию и в шесть утра прибудет на рейд Одесского порта.
Запершись после обеда в каюте, бабушка долго перекладывала свои вещи, стараясь так припрятать бумаги, чтобы их не обнаружили при досмотре.
Корабль давно уже миновал Грецию, теперь он шел вдоль берегов Турции, приближался Стамбул… Грегуар сказал Мадлен, что корабль пройдет близко от берега и они увидят огни большого города. А поздно ночью корабль минует Дарданеллы и войдет в Черное море…
Однако увидеть огни Стамбула Мадлен не пришлось, Бабушка увела ее в каюту и приказала лечь спать…
Чья-то рука трясла ее за плечо.
— Проснись, Мадлен!.. Мы уже в Одессе!..
Сна как не бывало! Мадлен вскочила и стала одеваться со стремительностью солдата, который спешит по тревоге.
Корабль стоит на рейде. Машины застопорены. Но из их иллюминатора города не видно.
Скорее, скорее!.. Мадлен плеснула на лицо воды, наскоро вытерлась. Быстро провела гребенкой по волосам. Накинула на себя платье, сунула ноги в туфли… И
