уткнулся в толстовку Марти, в руке тлел окурок.
Они ещё долго молчали, а потом МакФлай снова заговорил:
– Знаешь… У меня наверное, не такие уж и большие проблемы. Ничего, наверное, и не случилось, – его голос стал таким отрешенным.
– Прости, я должен был сначала тебя выслушать, ты ведь пришёл за помощью. Пошли в дом, выпьем чаю или какао, расскажешь всё.
Впрочем, рассказать о всех своих былых чувствах к Элен, о событиях некоторых прошлых сходок, о прошедшей ночи и о «финальном» омерзительном поступке Грейвуд, оказалось делом эмоционально не особо сложным. Предательство это не смерть.
– Давай подумаем логически: ты всё равно вернёшься домой, как бы сильно не хотелось этого не делать. Один вопрос – когда? Хотя, нет, вопрос ещё – что ты будешь говорить, но это мы вряд ли спланируем, так что подумаем пока что о первом.
– Когда, когда… Когда-нибудь! Моя юность ещё хочет кричать! Я понимаю, что ссора с отцом и этой Хьюр, и матерью Грейвуд неизбежна, но разве это впервые?
Вроде бы даже разговоры о таких бытовых проблемах помогали Оли немного отвлечься, главное, не свернуть с этой темы.
– Тогда тебе определённо нужно совершить что-то безрассудное! Получишь одну взбучку за два дела. Долбаная акция, – Уикс отхлебнул своё какао.
В мозгу МакФлая появилась шальная мысль. Шальная мысль, которую иначе зовут идеей. А стоит идее завладеть мозгом, так избавиться от неё практически невозможно.
– Оли, слушай, не знаком ли ты случаем с каким-нибудь татуировщиком?
Самое глупое, что только можно придумать. Но, если юность кричит, то нужно постараться это запомнить.
– Сорок семь долларов? Ты просишь качественную работу за сорок семь долларов?!
– Почему бы и нет. Мне просто нужно запечатлеть мои ошибки на моём теле. Я не буду оставлять шрамов, я оставлю фразу. Вернее, оставите вы. А если не оставите, то и сорока семи долларов не получите.
Довольно грязно выглядело это место, в которое на следующее утро, после бессонной ночи, занятой написанием глупых песен, оплакиванием Лоис и разорением всех запасов какао, чая и сладкого в доме Уикса. Однако, Оливер заверял, что здесь не подцепишь никакой дряни и сделают всё на высшем уровне.
Ворчливый средних лет мастер дымил сигарой, парни кашляли, но что ж, если идти за взбучкой, то только за два дела. Идею из голова не прогнать, так что второе дело нужно совершать пока длиться «акция».
Марти чувствовал неистовую боль, но молчал. Возможно, он перерастал понемногу внутреннего трусливого кролика. А может это просто дурость и осознание того, что уродился с низким болевым пороком.
Спустя какое-то количество времени чуть выше левого локтя с внутренней стороны красовалась надпись «мне так жаль».
– Ох, моя доброта меня грабит, – вздохнул мужчина, когда закончил свою работу, попыхивая сигарой.
– Спасибо большое, – МакФлай отдал пару мятых купюр, понимая, что давиться алкоголем в ближайшее время ему уже не за что, значит получать взбучку он будет на трезвую голову.
– О чём хоть жалеешь, что такой дрянью оскверняешь своё тело?
– Ни о чём не жалею. У меня, наверное, нет совести, поэтому эта надпись будет вместо неё.
Душное прокуренное помещение сменилось улицей. Стоял практически полдень. Оливер не бросал своего друга до самого конца, наверняка не просто потому, что ему не нашлось чем заняться несколько часов.
– Теперь по «списку настоящего панка», который нам на словах разъяснил Энклоу, ты на ступеньку ближе к «элите», – усмехнулся Уикс.
Денег уже не имелось, но парни зашли в музыкальный магазин. Знакомый продавец – двухметровый худощавый парень, лицом смахивающий на Курта Кобейна, но только с зелёными и всегда чистыми волосами, – сразу же объявил, что пришли новые пластинки и кассеты жанра «панк-рок».
– Я же теперь ни о чём не жалею? Наверное, жалеть не буду, если гляну что-нибудь другое, – Марти улыбнулся.
– Смело, смело.
С чёрными и ещё короче постриженными волосами Мирта стала несколько неузнаваема. Но её звонкий смех и в меру надломленный голос выдавали.
– Не то слово, как смело, – парень обнял свою уж слишком хорошую знакомую, которую лучше называть подругой, вероятно.
МакФлай уныло оглядел стойку с поп-музыкой, ещё чем-то новым, прошел почти мимо панка – почти весь здешний ассортимент имелся у парня дома. Новенький товар из категории «металл» буквально светился и сверкал.
– Вот зрелище-то будет… Наш главный мистер смелость вообще-то безумец! – сказал какой-то парнишка лет четырнадцати, – Лезет в чужую компанию, предавая панков!
Марти вернулся домой около одиннадцати вечера – он с друзьями просто гуляли, ничего более. Настроение, что от смены имиджа, что от встречи с Миртой Ричи, что от прогулки, находилось на высоте. Однако, парень знал, что ссора с отцом и его новой пассией ещё впереди, ведь не бывает добра без худа или как там это говорится…
– Ты ведь и правда не виноват?
– Неужели я похож на грубого и злостного насильника, пап? – он хрустел яблоком, развалившись на стуле, как типичный посетитель притона.
– Тед Банди тоже с виду казался непохожим, – тихо провогорил мужчина, вспоминая новости, однако, в душе у него всё похолодело.
– Ладно, так всё-таки, ты на моей стороне?
– Конечно, нет! – саркастически всплеснул руками Дональд МакФлай, – Я на стороне девчонки с вызывающим поведением, дурной славой и драными прямо на коленях колготками. Конечно, сын, ты у меня просто худшее из всех зол!
Увидеть отца в таком настроении являлось не то, что редкостью, а феноменом. Впрочем, с одной проблемой разобрались. Пусть что Элен, что её мать идут к чертям, если не видят своих же ошибок и гнилых местечек.
Долгое молчание при взгляде на Марти сменилось, казалось бы, бесконечным шёпотом. Мальчишка из магазина, да и Мирта наверняка уже абсолютно всем рассказали новость месяца – тот, кто побил капитана, теперь уже бывшего, баскетбольной команды, тот, кто спал с двумя самыми желанными девушками здешней панк-рок тусовки, тот, кто всегда зрелищно дерзил. Тот, кого зовут Марти Макфлай поглядывает на другие жанры, а ещё толкует свою татуировку, как то, что ему на самом деле всё равно на всё вокруг. А что, если он сошёл с ума, прямо как мать его лучшего друга?
– Эй, МакФлай! – окликнул его парень, похожий на померанского шпица, – Поделись секретом, почему же ты поглядываешь на другую музыку? Понял наконец-то, что среди панков тебе не место, потому что ты не настоящий?
Кто, если не Джо.
– Прости, дорогой, а тебя это разве должно волновать? Твоё ли это дело?!
Почти все, кто сидели к разговаривающим спиной, теперь свою «ошибку» исправили, ведь поняли, что намечается нечто грандиозное.
– Да
