Панов молча кивнул, всё ещё пребывая в шоке от увиденного, и на автопилоте щёлкнул выключателем, но свет не зажёгся.
– Что-то мне подсказывает, что тут подготовились к мероприятию. Света нет, камеры вряд ли работали… – задумчиво проговорил он.
Стоило Вадиму выйти из офиса, как сквозь неплотно прикрытую дверь он услышал возглас Севы: «Жив! Он жив! Вадим, скорую! Есть Бог на свете!» Сердце Панова ёкнуло. У него есть шанс выйти из этой истории без потерь! Дальше всё было как в тумане. Сева, весь перепачканный кровью, зажимал раны и, громко чертыхаясь, уговаривал Женю не сдаваться. В сердцах он даже пообещал ему, что попробует его вытащить из-за решётки, только живи, мол, родимый. Бригада скорой примчалась меньше, чем за десять минут – невиданная для столицы скорость. Молоденькая медсестра и врач-мужчина средних лет молча и практически молниеносно освободили Женю от одежды, поставили какую-то капельницу, наспех перевязали глубокие порезы на груди и животе, погрузили на каталку, и, бросив через плечо «Везём в тридцать третью», умчались под вой сирены. В этот момент прибыла полиция и одновременно с ними коллеги Всеволода из того самого небезызвестного ведомства. В воздухе запахло конфликтом интересов – и Всеволоду Михайловичу стоило немалых трудов договориться о совместном ведении этого дела. А пока силовики делили шкуру, с позволения сказать, медведя, Вадим стоял на крыльце, нервно курил одну сигарету за другой, дожидаясь Настю. Было почти шесть часов утра, когда она, заплаканная и растрёпанная выскочила из своего авто, на ходу прихлопнув полу тонкого кардигана дверью машины и едва её не оторвав. Панов быстро подошёл к ней и обнял, а она благодарно прижалась к его груди и заревела в голос.
– Не плачь, он, как выяснилось, жив. Пока, как минимум. Нам остаётся только молиться, – с тревогой и какой-то удивительной даже для себя самого нежностью сказал он.
Да, он беспокоился о себе и своём будущем, о контракте, обо всех этих мелочах, которые составляли и наполняли его жизнь. Но когда прошёл первый шок, он вдруг осознал, как тяжело сейчас будет ей, Насте, которая стала невольной свидетельницей, а, возможно, и причиной такого несчастья. На судьбу Жени ему было наплевать с высокой колокольни. Вадиму были нужны его показания против Барковского и Дрязина, он не скрывал эту правду от себя. А ещё ему было страшно за неё, такую тонкую и беззащитную, оказавшуюся один на один с этим жестоким миром бизнеса и коррумпированной политики. Ему было не привыкать, за столько-то лет он усвоил правила игры. Но Настя…
Она продолжала всхлипывать, но по всему было видно, что уже успокаивалась.
– Как? Как такое могло произойти? Почему? – начала растерянно говорить она, немного отстраняясь от Вадима. Понемногу к ней возвращалось самообладание, а вместе с ним пришло понимание ситуации – она сейчас обнимала своего начальника, а это было из ряда вон выходящее событие.
Вадим смотрел на неё с сочувствием и пониманием без тени скрытого подтекста.
– Сам до конца не знаю. Но Сева думает, что меня таким нехитрым образом пытались подставить. Женю ранили моим ножом для бумаг, я им обычно письма вскрываю и посылки. На нём полно моих отпечатков, так что вопрос о моём заключении под стражу был бы автоматически решённым делом. Если бы не ты…
– Я? – Настя поморгала заплаканными глазами, всё ещё ничего не понимая.
– Да, ты, – утвердительно кивнул Вадим и грустно улыбнулся. – Ты вовремя пришла ко мне, я вовремя позвонил Всеволоду. Мы успели сориентироваться и собрать материал и на Дрязина, и на Барковского. Да, пока это только косвенные доказательства, но они есть. Пока я просто под подпиской о невыезде. А могла быть камера…
– О Господи, – вырвалось у Насти. – Когда весь этот дурдом уже закончится?
– Не обещаю, что скоро. Сроков никто толком не понимает. Но когда закончится, с меня поездка в любую точку мира недели на две. Отдохнёшь, подлечишь нервы, просто отоспишься. Такой стресс и бывалому мужику трудно пережить… – он запнулся и посмотрел на Настю, боясь, что расчувствовался и сказал лишнего. Он вполне может неверно истолковать его желание позаботиться о ней. Но Настя смотрела на него с простодушной благодарностью. «Какая же красивая, даже сейчас, не накрашенная и заплаканная», – подумал он.
– Знаешь, – она вдруг, сама того не ожидая, перешла с ним на «ты», – мне просто по-человечески его жаль. Как представлю ту физическую боль, которую он сейчас испытывает, ноги подкашиваются… Я думала, что по-прежнему люблю его, но нет, – она грустно помолчала, а потом добавила: «Мне просто жаль его. Врагу такого не пожелаешь».
– Не пожелаешь, – согласился Вадим. – И да, давай и правда друг к другу на «ты». Так проще.
В ответ Настя густо покраснела, наконец сообразив, как её монолог выглядел со стороны. До этого момента она всегда была предельно вежливой, подбиравшей выражения, аккуратной и исполнительной сотрудницей хорошего начальника. И всего за полчаса умудрилась дважды пересечь личные границы Вадима, хотя тот и не возражал. Неловкую паузу прервал окрик «Вадим, привет!» – через улицу к ним спешило два человека. Один, рослый и нескладный, нёс камеру, а второй, коренастый, в фирменной футболке центрального телеканала, держал микрофон.
– Вадим, – кричал второй, судорожно маша руками проезжавшим машинам, чтоб те двигались быстрее, – мы первые, да?
– Первые, – хмуро отозвался Панов. – Стервятники прилетели, – одними губами прошептал он Насте и отстранился от неё. – Будь готова к глупым вопросам. А ещё лучше включай прямой эфир, сейчас будет то ещё шоу. Чем больше народа увидит нашу версию событий первой, тем выше вероятность оправдательного приговора.
Настя послушно кивнула и достала телефон.
Тем же вечером их втроём, Настю, Всеволода и Вадима, пустили в палату к Жене. Он лежал в одиночке на высоко поднятых подушках, ему без конца вливали какие-то лекарства, а фоном ко всему происходящему противно и монотонно пищал монитор.
– С ним уже можно говорить? – осторожно спросил Всеволод у врача, который и привёл их в палату.
– Только быстро. Пара вопросов и на выход. Он едва пришёл в себя после операции, а тут Вы толпами ходите, – пробасил тот в ответ и нахмурился.
Такие пациенты как этот не просто вызов их медицинскому мастерству, но ещё и куча проблем на голову. Пресса толчётся под дверями отделения, полицейские дежурят в палате, всякие деятели ходят и без конца что-то спрашивают. И всё это в ущерб работе и другим пациентам.
– Благодарю. Нам нужно всего несколько минут, – спокойно ответил Сева, плотно закрывая за врачом дверь.
– Настя, – Женя открыл глаза и предпринял попытку сесть, но застонал от боли и откинулся на подушки.
– Не нужно, Жень. Я просто пришла убедиться, что твоей жизни ничего не угрожает, – тихо сказала Настя. Повисла недолгая пауза.
Прутковский даже не сразу сообразил, что она обращалась к нему по имени, которого знать не должна была. А когда понял, неожиданно для себя расплакался. «Прости», – только и сумел выдавить из себя он.
