хуже. Цветных почти нет. Дочка на это всё жалуется.
— Ничего, во Франции всяких открыток ей купите…
Рязанцев меня не дослушал.
— Нет, ей только российские надобны.
— Будем искать наши. Они не только в России продаются, — обнадежил я Рязанцева.
Между тем, наше плавание продолжалось. Скоро мы должны прибыть в Сингапур.
Глава 32 В бананово-лимонном…
День уже близился к вечеру когда мы прибыли в Сингапур.
Я посмотрел на часы. Было около шести.
«Amiral Latosche—Treville» пришвартовался к берегу.
У меня в голове вертелись и вертелись слова песни…
«В бананово-лимонном Сингапуре…»
Даже и не помню, когда я её слышал, но точно — не здесь. Дома ещё. Тут, её может быть ещё и нет? Или, есть? Впрочем, какая разница?
«В бананово-лимонном Сингапуре…»
Чёрт, вот ведь привязалась!
Пока что ни бананов, ни лимоном на берегу не наблюдалось.
Может, просто мне их не видно?
Часть берега, куда пришвартовался наш корабль была отгорожена высокими деревянными щитами. Зачем так сделали? Хотят изолировать нас от местного населения? Проживающих тут до нас не допускать?
Впрочем, местным эти щиты не были помехой. На длинных, довольно узких лодках они с моря к «Latosche—Treville» подошли, со всех сторон его как мухи облепили.
Наверное, всё же это нас англичане ограждают.
Прибывшие на лодках что-то кричали, размахивали руками.
— Бросьте в воду монетку, — обратился ко мне Никифор Федорович.
Зачем? Ладно, не жалко… Может, здесь обычай такой?
В последнее время я к Рязанцеву прислушивался — он плохого не посоветует.
Пятиалтынный полетел в воду.
Тут же сразу с двух лодок за ним нырнули. На остальных громкими криками выразили мне одобрение. Жестами ещё показали, продолжай мол денежками пучину морскую засеивать.
Стоящим вдоль борта солдатам и офицерам такая забава понравилась. Как вареный горох голубям с «Latosche—Treville» посыпались в воду монетки.
Люди на лодках оказались весьма разборчивы. Как уж они так могли углядывать, но когда вниз летела медь, они её напрочь игнорировали. Ныряли только за серебряными монетками. Вероятно, сказывался многолетний опыт подобного промысла. Я бы ни за что не рассмотрел, какая там денежка сверху летит.
— Прекратить!
Генерал только ногами не топал.
— Устроили тут безобразие!
Николай Александрович Лохвицкий был крайне недоволен — все взрослые люди, а… У него просто слов не было.
Люди в лодках немного посидели на своих посудинках, но видя, что больше ничего им не откалывается, начали разъезжаться. За медью так никто из них нырять и не стал.
От Сингапура нас отгораживали не только деревянные щиты, а ещё и цепочка английских полицейских. Кстати, довольно густая.
Наконец к нам на борт поднялось трое офицеров-англичан и проследовали к генерал-майору. Видимым результатом их визита явилось то, что полицейских у деревянных щитов сменили наши солдаты.
— Сами себя охраняем… — пробурчал Рязанцев.
С моей стороны всё происходящее казалось правильным. Война же идёт, вот и посты выставлены.
— Скорее бы на берег выпустили… — продолжал выражать недовольство бригадный интендант.
Куда его на ночь глядя потянуло? Во все тяжкие, отца малолетних дочерей?
— Хоть по твёрдой земельке походить, а то — уже стоя покачивает… — пожаловался мне Никифор Федорович.
— Походим, походим, ещё надоест. — улыбнулся я капитану.
Ночь мы спали на корабле, а утром партиями нас стали отпускать в город. Сначала — офицеров, а затем уже благонадежных нижних чинов во главе с унтерами. Некоторые из солдат в дороге себя уже не с самой лучшей стороны показали, поэтому были наказаны сидением на французском транспортном средстве.
Мы — вниз с корабля, а навстречу нам — черные от угольной пыли местные жители с бамбуковыми коромыслами. На них они уголь в трюм таскали. Без него «Latosche—Treville» по морям по волнам далеко не уйдёт.
Носильщики все как один были почти нагие. Ну, это если не считать кушака, повязанного у пояса и каких-то тряпочек, что впереди и сзади с него свисали. Да, на голове их были широкие соломенные шляпы. Без них тут точно не обойтись. Хоть и утро, а солнышко уже здорово припекало.
Люди с грузом не ходили, а бегали. Пот с них катился градом — жара, на моё мнение, стояла просто неимоверная.
Тут и вспомнишь московскую прохладу…
Более слабые даже падали на ходу. Англичане-надсмотрщики ударами бамбуковых палок подгоняли работающих, а кто упал — поднимали таким наказанием на ноги.
Мля…
Разве можно так к людям относиться?
История практически повторялась. В Дайрене, когда китайцы нам на борт уголь таскали, японцы над ними так же издевались, палками охаживали. Ну, ладно, они — злые азиаты. Такое мнение о жителях островов после войны многие россияне имели. Тут же — цивилизованные англичане. Культурная, якобы, нация. Однако, что-то я пока этой культурности за ними не замечал.
Я и Рязанцев сейчас по виду от англичан не отличались. На нас были такие же белые костюмы и пробковые шлемы.
Тростку свою я тоже в город прихватил. Дорогой с ней я немного тренировался, совершенствовал свои навыки в бузе, чем вызывал некоторое недоумение у офицерского состава бригады и уважение у нижних чинов.
— Доктор-то наш, могёт… — не раз слышал я за своей спиной. — Бузник…
Тростка, она в незнакомом городе, лишней не будет.
«В бананово-лимонном Сингапуре…»
Слова песни продолжали прокручиваться в моей голове.
Глава 33 Менялы
С характерным звуком моя тростка рассекла в очередной раз воздух.
На пути ей встретилась бамбуковая палка. Результат был предсказуем. Сила солому ломит. Бамбук — трава, пусть и с одревесневающим стеблем.
Тростка у меня сейчас… не совсем правильная.
С виду — как и деревянная, но внутри высверленная, это ещё в Санкт-Петербурге сделано, и стальной стержень туда вставлен.
В селе Федора за такое безобразие голову бы открутили, но я же на войну еду. Там — кто жив остался в бою с противником, тот и прав оказался. Хоть зубами шею перегрызи, хоть пулей чью-то молодую жизнь прерви — тебя тоже никто жалеть не будет.
Сначала тростка мне тяжела казалась, но со временем привык. Золотые зверьки опять же помогли. Быстро приспособили мой организм к потяжелевшему оружию.
Сейчас хвостал я продолжением своей руки налево и направо с лёгкостью, но надолго так меня не хватит. Есть пределы силы и выносливости у любого человека. Я же не железный…
Жалел я местных. Тычковую технику не применял. Она — смерть однозначная.
Раззз… Ещё одна бамбуковая палка потеряла свою целостность.
Мля…
Мне тоже немного досталось, но Рязанцева я прикрыл. Кстати, ничего так интендант кулаками работает… Вернее — одним.
— Спину мне береги!
Опять капитан увлёкся…
Выкрикнул, только дыхание себе сбил. А, что делать?
Сказано же ему было…
Тут мне ткнуть в грудь нападавшего пришлось. Ну, извини, сам вынудил.
Не мы первые начали…
Раззз…
Да, это больно. Ничего, кости срастутся…
Ещё один наш противник выбыл, но оставалось их ещё порядочно.
Следующая палка одного из супостатов, которой не повезло, была ротанговая. Откуда знаю? Ну, про этот самый ротанг. Читал. Не всё же мне, как совсем тёмному, от князя узнавать или от бригадного интенданта.
Ротанг — это уже пальма, но куда ей против стали…
Тут, в Сингапуре, ротанговые трости используют для судебных и тюремных порок. Это у нас в России, как в цивилизованной стране, император после рождения наследника порки отменил, а здесь при англичанах порют за милую душу.
Тросточка для судебных и тюремных порок пол дюйма в диаметре и почти четыре фута в длину. Кстати, в местных школах порют тростями тоньше, чем в тюрьме или на военной службе. На ночь трость замачивают в рассоле, так она надежнее становится.
Зачем я читал про трости разных стран? Себе для бузы хотел хорошую изготовить, используя, как говорится, наработанный в мире опыт. Ротанг мне не подошёл, тростями такими только по жопе и бить.
А начиналось всё благостно, чинно и благородно.
Мы как для парада начищенные и наглаженные в город группами выходили и по улицам Сингапура растекались.
Народ на нас дивился. Такого количества сразу отборных представителей мужского пола тут никогда и не видели.
Деньги у солдат имелись. Наши. Российские. Их в лавочках не принимали. Пришлось бежать к менялам. Они за один сингапурский доллар брали по полтора рубля.
Такую же операцию пытались и с нами провернуть, но Рязанцев сразу их обломал. Обменный курс на самом деле составлял один рубль семнадцать копеек за местный доллар. Мы сговорились за рубль двадцать.
Прогулка по Сингапуру много времени у нас
