— Доктор Рокко готов с вами встретиться.
Какой-то карапуз в приемной пронзительно запротестовал. Бобби толкнул смежную дверь.
Доктор Рокко сидел в маленьком кабинете чуть дальше по коридору, стол завален пачками документов, стены увешаны детскими рисунками и графиками вакцинаций. Бобби сразу же поразило несколько вещей. Во-первых, Рокко был младше, чем Додж себе представлял, — примерно под сорок или чуть за сорок. Во-вторых, доктор оказался гораздо привлекательнее: обаятельный, густые темные волосы, атлетическое сложение, — и вообще производил впечатление человека, посещающего загородный клуб. В-третьих, доктор Рокко, видимо, читал «Бостон геральд» и прекрасно знал, кто такой Бобби.
— У меня есть несколько вопросов по поводу Натана Гэньона, — сказал Бобби.
Доктор Рокко промолчал. Он оглядел Бобби с головы до ног, видимо, удивляясь, как у мистера Доджа хватило наглости показаться на людях. Неужели полицейский собирается преподнести ему прописную истину о конфиденциальности? Наконец доктор Рокко поднял взгляд, и Бобби увидел в лице этого мужчины нечто неожиданное. Страх.
— Садитесь, — сказал педиатр. Он жестом указал на заваленный бумагами стул, потом поспешно убрал папки. — Чем могу быть полезен?
— Я знаю, Натан Гэньон находится на вашем попечении.
— В течение минувшего года — да. Натана перевели ко мне, когда доктор Вагнер признала, что добиться улучшения она не в силах.
— Натан болен?
— Официально он значится как ребенок с ограниченными жизненными способностями.
— Что это значит? — спросил Бобби. Он взял маленький блокнот и ручку.
— По сути дела, с самого рождения Натан уступал своим сверстникам по массе, росту и прочим показателям. Он запаздывал в развитии.
Бобби нахмурился, не совсем понимая сути объяснения.
— Ребенок слишком мал?
— Это только одна сторона дела. Рост Натана — восемьдесят сантиметров, это нижний предел для четырехлетнего мальчика. А его вес десять с половиной килограммов — вообще ниже всех допустимых параметров. И состояние Натана связано не только с… размерами.
— Поясните.
— С самого начала Натана мучили рвота, понос и высокая температура. Видимо, он постоянно недоедает — у мальчика рахит, уровень фосфатов в крови слишком низкий, то же самое и с глюкозой. Как я уже сказал, он отстает практически по всем показателям развития — ребенок начал сидеть лишь в одиннадцать месяцев, зубы у него прорезались в восемнадцать, а пошел он только в два года. Все это плохие признаки. В прошлом году его состояние ухудшилось. Несколько раз у него наблюдался острый панкреатит. Было два перелома. Мальчик почти нежизнеспособен.
Бобби перевернул страничку.
— Давайте поговорим о переломах. В этом нет ничего странного — у четырехлетнего мальчика два перелома за год?
— Ничего странного для такого пациента, как Натан.
— Что вы имеете в виду?
— Натан страдает от гипофосфатемии, у него слишком низкий уровень фосфатов плюс рахит. Его кости слишком хрупкие и запросто ломаются. И учтите, синяки он тоже получает очень легко.
Бобби пристально взглянул на него:
— Зачем вы это говорите?
— А разве вы здесь не за этим? Вы хотите понять, не подвергался ли Натан жестокому обращению? Хотите доказать себе, будто поступили правильно? — И уже тише доктор Рокко добавил: — Опять-таки учтите, я полагаю, вы приняли верное решение.
Бобби нахмурился. Он не ожидал, что разговор примет такой оборот и пойдет, так сказать, без обиняков. Ему не понравилась подобная откровенность врача.
— А вы думаете, будто с Натаном не обращались жестоко? — требовательно спросил он.
— Есть много способов навредить ребенку.
— Кто-нибудь ломал Натану кости?
— Нет. Переломы явились следствием рахита. Об этом можно судить по рентгеновским снимкам.
Бобби смутило это заявление, фактически он оказался в еще большем замешательстве.
— Так какие проблемы у этого ребенка? Почему он постоянно болеет?
— Не знаю.
— Не знаете?
— Подобное обычно бывает при диагнозе «нежизнеспособность»: никто ничего не знает. Мы не можем обнаружить истинную причину, поэтому мальчик остается в категории «детей с ограниченными жизненными возможностями».
— Док, но вы, наверное, пробовали какие-то варианты?
— Разумеется. Мы полностью его обследовали — сделали полный анализ крови, мочи и так далее. Проверили мальчика на диабет, тромбоз, нарушение обмена веществ и гормональный дисбаланс. Нефролог исследовал его почки и провел еще ряд анализов, касающихся диабета и анемии. Я тоже обследовал Натана, а также направлял его к самым лучшим специалистам, которые мне только известны, И по-прежнему я не могу поставить ему диагноз. Выражаясь медицинским языком, Натан Гэньон ничем конкретным не страдает, и тем не менее он очень болен.
Бобби все сильнее раздражал этот разговор. Он покрутил ручку между пальцами, положил ее на стол и снова взял.
— Вы недолюбливали Джимми Гэньона, — напрямик сказал он.
— Никогда его не видел.
— Никогда?
— Никогда. Натан бывал у меня два-три раза в месяц. За последние полгода его четырежды привозила машина «скорой помощи». И я ни разу не встречал Джимми Гэньона. Это должно вам о многом сказать.
Бобби еще раз взглянул на этого человека — завсегдатая загородного клуба.
— И когда вы переспали с Кэтрин?
Доктор Рокко даже не удивился.
— Она заслуживала лучшего, нежели Джимми, — невозмутимо отозвался он.
— Жена, которой не уделяют внимания?
— Хуже. — Доктор чуть подался вперед, на его лице отразилась решимость. — До сих пор вы спрашивали не о том. Может быть, у Натана и есть медицинская предрасположенность к возникновению синяков, но у Кэтрин нет.
— Джимми бил ее?
— Я сам видел синяки.
— Ставил ей фонари?
— Зачем же? Он никогда не лупил ее по тем местам, что находились на виду. Когда я учился в школе, там были парни вроде Джимми. Они думали, если тайком поколотят своих подружек, это придаст им некий шик.
— Вам следовало об этом сообщить.
— Да? Чтобы каждый коп смотрел на меня так же, как сейчас вы? И даже не требовалось бы с ней спать. Если бы я всего лишь захотел с ней переспать, никто из вас уже не принял бы меня всерьез.
— А вы не думали поговорить с Джимми с глазу на глаз?
— Думал.
— И что?
— Однажды я к ним пришел, когда Кэтрин и Натана не было дома. Я стучал, но никто не открыл.
