хотелось, чтобы про пыль слышали идущие за нами мажоры — я затылком чуял их недобрые взгляды. Девчонки и Памфилов стояли под расписанием, подозвали спускающихся жестами. Мы молча дождались последних — Желткову и Заячковскую, и слово взял Райко.
— Херня произошла. — Он посмотрел на меня и дальше говорил, обращаясь только ко мне: — Кто-то настучал Лысому.
— Херня произошла, что Чума дрался нечестно! — возмутился Рамиль. — За такое рога этому черту пообломать бы!
— Слышь, сам ты черт! — огрызнулся Барик и шагнул вперед, но Чума его остановил.
Заговорил Кабанов, отводя взгляд:
— Если бы бой продолжался. Ну, если бы дуэль… Если бы Дрэк не вмешался, он ответил бы. Теперь смысл сраться из-за этого? Лично мне больше интересно, кто крыса.
— Чего пялишься? — огрызнулся я. — Мне бы тоже хотелось это знать.
— А че тут знать-то⁈ Ты и настучал, — гнул свою линию Райко. — Так и в рожу не получил, и, если Чуму выгонят, от проблемы избавился. А если еще и Барика выпрут, то вообще ведь красота, да?
— Интересно, когда я бы это сделал, — возразил я. — Я один и минуты не оставался.
— Не съезжай. Все понимают, что тебе выгодно избавиться от парней.
— Не только ему, — подала голос Лихолетова. — И мне. И ей, — она кинула на Жеткову, та стала белее полотна, ее аж в пот бросило.
— Так это ты стукачка? — рыкнул на Лихолетову Чума, и его глаза налились кровью. — Убью суку!
— Не, — замахала руками она, колыхая необъятной грудью и пятясь, — стучать — последнее дело. Самим надо разбираться.
— Вот и я о том же, — кивнул Райко и указал на меня, — а он — ментеныш, для таких стучать — это нормально.
— За наезд ответишь, — сказал Илья. — Он все время был рядом!
— И вообще-то я легко Чуме бы навалял, и тебе наваляю за клевету! — Я сжал кулаки и шагнул к нему, но остановился. — Но кто-то же настучал! Клянусь, что это не я, — сказал я, хотел продолжить: «И не кто-либо из моей команды» — но понял, что не поручусь за всех.
И Гаечка могла сказать Елене Ивановне, да и Димоны могли — кто знает, какие черти водятся в их омутах, они ж тоже от Чумы претерпевали.
— Кто настучал? — процедил Илья.
— Типа вы не в курсе! — Баранова уперла руки в боки. — Да вы все заодно! Кто вам поверит!
— Кому невыгодно, тот не поверит, — парировала Гаечка. — Ты на Павла зло затаила. Ты и настучала, чтобы его подставить!
— Готова ответить за клевету? — побледнела Баранова. — Не охамела ли?
— Ты уже давно охамела, — прошипела Гайка. — Королевна, блин! А остальные — грязь под ногтями. Тьфу!
Новенькие девчонки слушали, разинув рты. Гайка и Баранова двинулись друг на друга, но между ними встала Лихолетова.
— Девочки, не усугубляйте! Давайте мирно разойдемся и все обдумаем.
— Здравое предложение, — поддержал ее Илья.
— Чтоб ты сдох, Мартынов! — прошипел Чума. — Если меня выгонят, ты труп!
Барик и Плям покивали. Карась тоже хотел кивнуть, но передумал и попятился боком, как краб.
Класс начал молча расходиться. Чума и компания остались — видимо, чтобы не поддаться искушению и не броситься на меня с кулаками.
Во дворе Илья сказал:
— Впервые к дрэку отца позвали.
— Аналогично, — кивнул я.
— Да не страшно! — успокоил Рамиль. — Мой два раза ходил. Выгнать ученика не так просто, да!
— Лучше так, чем быть терпилой, — прогудел Чабанов.
— Ага, — улыбнулся Минаев. — Мне понравилось!
— Что? — не поняла Гаечка.
Сияющий гордостью Димон ответил:
— Не быть терпилой!
Знали бы они, во что превратился бы наш класс при другом раскладе! Если Чуму выгонят, никто не будет мешать учиться. Еще бы Баранова поскорее ушла в гимназию, вообще праздник был бы!
Глава 7
Мы просто дружим
Из школьного двора было два выхода: центральный, ведущий к проезжей части, куда уходили мы все, и второй, через спортивную площадку — к виноградникам. Так было удобно добираться тем, кто жил в северной части поселка, в частности Чуме и Барику. Но — только в сухую погоду, в дождь грунтовка превращалась в непроходимые хляби. Еще была дыра в заборе возле труб, но через нее никто не ходил: неудобно, далеко и репья на одежду цеплялись.
Меня до сих пор потряхивало. Это была не трясучка труса перед важным событием, а адреналин требовал выхода. Такое часто со мной происходило в юности, когда учился на военного: ярость как захлестнет, как потащит… Потом то ли я научился себя контролировать, то ли ослаб гормональный фон.
Сейчас я настроился на бой, путь он и закончился бы не в мою пользу, но все видели финт Пляма, и, сыпанув пыль мне в глаза, уважения он себе гопота не прибавила бы. Но я дал бы выход агрессии. А так ее заперли внутри.
Ощущение было, как когда на охоте сидишь с двустволкой в кустах, мерзнешь, мокнешь, поджидаешь дичь. Она выскакивает прямо на тебя, ты выжимаешь спусковой крючок, но — осечка! И еще осечка. И прощай, добыча! До появления взрослого я был сдержан и зажат, теперь же, получается, стал собой настоящим.
Потому вместо того, чтобы идти через центральный выход, я резко свернул и зашагал к спортивной площадке. Все свернули за мной, кроме Ильи. Он остался на месте.
— Ты что задумал?
— Хочу перетереть с Чумой вне школы и без свидетелей, — ответил я. — Остальным участвовать необязательно.
