Афоненко. С тобой будет отдельный разговор. Меня интересует, что произошло в девятом «Б», спровоцировавшее массовую драку.
Все молча сидели, отводя взгляды. Потому что все понимали: сдавать одноклассников директору, пусть даже врагов — все равно что козлить. Разбираться надо собственными силами, учителей и родителей вовлекать — последнее дело, кто так делает, тому место на дне социальной иерархии.
Конечно, одноклассники, да и я до недавнего времени, не знали таких умных слов, но суть была ясна каждому, даже Заячковской. Но не беспробудно тупой Желтковой, которая подняла руку.
— Люба хочет сказать, — обозначила свое присутствие Елена Ивановна, дрэк кивнул, и Желткова встала.
— Чумаков всех достал! Сначала чуть не сорвал урок, Павел его утихомирил. Потом он плюнул на учебник Мартынова…
— Я не плевал! — возмущенно воскликнул Чума.
— Это Кар… Заворотнюк плюнул, — уточнила Баранова. — И Мартынов применил к нему насилие.
— Но это Чумаков подговорил Заворотнюка, — без особой уверенности заявила Желткова.
— Вранье! — обиженно выпучил глаза Чума. — Карась, я тебя подговаривал?
Карась сидел на моем ряду в самом конце, и я не заметил его сразу. И на драке не заметил, наверное, он позже подошел.
— Нет! — испуганно помотал он башкой.
— А зачем ты это сделал? — спросил я, оборачиваясь и надеясь застать его врасплох.
— Захотел и плюнул, — буркнул он.
— На самом деле все поняли, что это Чумаков заставил Заворотнюка! — вступилась за наших Заячковская. — Это всем понятно.
— Кроме самого Заворотнюка, — вставила свои пять копеек Семеняк. — Мартынов тоже так посчитал и наехал на Чумакова, вызвав его на трубы. Ну, то есть драться.
Желткова, которая так и стояла, как обвиняемая, от бессилия топнула.
— Нет! Это Чумаков вызвал Мартынова, а потом — Борецкий — Меликова за то, что тот его опередил на физре.
— Подтверждаю, — кивнул физрук.
Я знал, как все было на самом деле, и мне версия Барановой казалась неубедительной. Но как все выглядит со стороны? Можно ли поверить в то, что я ошибся и спровоцировал конфликт?
А, плевать. Это Чуме грозит отчисление. Чем больше в моем послужном списке подобных происшествий, тем выше будет репутация среди одноклассников, и тем проще будет на них влиять, для меня это главное.
Дрэк пожевал губами, окинул глазами класс и произнес:
— Думаете, это вам все игры да хаханьки? Вот это! — Он хлопнул по столу с деньгами и ножом, — игры, да? Носишься тут с вами, задницы ваши на поворотах заносишь, от милиции отмазываешь, а вы лыбитесь за спиной. Чумаков, Борецкий, вы и так на учете в комнате милиции. Остальным, выходит, пора становиться на учет. Кроме Мартынова, пожалуй. И Каретникова. Уверен, что вы случайно оказались в затруднительном положении. Но все равно. Сегодня я специально задержусь подольше. В восемнадцать ноль-ноль жду вас с родителями.
— Но моя мама работает! — воскликнула Заячковская. — А папа в рейсе!
— Ладно. Буду точнее. Чумаков, Борецкий, Городков, Заворотнюк, Меликов, Афоненко, Алексанян, Мартынов, Чабанов, Минаев, Каретников, жду вас с родителями в восемнадцать ноль-ноль. Кто не явится, того будут ждать большие неприятности. Особенно это касается тебя, Чумаков. Я лично твоему отцу позвоню, и только попробуй пропетлять!
Впервые видел Чуму таким обреченно-подавленным, будто к расстрелу приговоренным. Барик тоже насупился, его родители били смертным боем, а значит, ему здорово влетит.
Заячковская с облегчением закрыла глаза.
— Твоему отцу тоже лично позвоню, — директор недобро уставился на меня, помолчал, а потом как хлопнет по столу! — Дневники — сюда, и жду вас вечером с родителями. Это касается всех, кого я назвал. Теперь все, кроме девятого «Б» — на выход.
Каюк перекрестился — слава Богу, мол, меня не тронули, перекинул сумку через плечо и показал мне два скрещенных пальца. Остался наш класс почти в полном составе. Не было Ниженко, Фадеевой и Заславского.
Физрук остался сидеть за учительским столом. К доске вышла Елена Ивановна, обвела взглядом кабинет. Тишина стояла такая, что было слышно, как в окно бьется муха.
— Что притихли, господа-товарищи? — обратилась она к нам, по ее лицу пробежала тень, а дальше в нее будто демон вселился, она проговорила низким голосом, пробирающим до костей: — Что вы мне устроили в первый учебный день, а? Чумаков! Только вякни сейчас что-нибудь! — Она взяла длинную указку, больше похожую на кий, ударила себе по ладони. — Думаешь, мы идиоты, и поверим твоему невинному лицу? Думаешь, не понимаем, кто воду мутит⁈ Так вот. Я сделаю все, клянусь, чтобы тебя в моем классе не было. Костьми лягу. Если это потребуется, ты у меня сядешь, но не будешь мешать работать другим.
Она подошла к галерке и ударила указкой по парте, где сидел Барик.
— Это и тебя касается. Кажется, кто-то совсем потерялся. Здесь вам не колония, чтобы наводить свои порядки. Есть правила, кто не может их соблюдать — вон! — Она указала на дверь.
Карась разинул рот и шумно сглотнул. Чума поднялся и пролепетал, опустив голову:
— Елена Ивановна, извините меня, пожалуйста. Слово даю, не буду больше! Отец меня убьет!
Учительница усмехнулась.
— Слишком часто я это от тебя слышала. Нет тебе веры, Юрий Юрьевич. Надеюсь, скоро я буду лишена удовольствия лицезреть тебя каждый день. А теперь встали — и по домам.
Одноклассники поднимались, как побитые псы. Заячковская сразу же расплела волосы. Баранова вылетела из класса первой. Зыркая на меня зверем, Чума направился к выходу, мы вшестером последовали за веселой троицей, дабы показать, что мы их не боимся.
— Ну ты крыса! — бросил я в спину Чуме. — Выйдем из школы, за песок в глаза ответишь, падла.
Чума, спускающийся по ступенькам, обернулся, я сделал вид, что ломанулся к нему, но Илья схватил за руку.
— Не усугубляй.
Я и не собирался, просто шугануть Чуму хотелось. И
