Он закрывает глаза, сжимает переносицу пальцами и мотает головой.
– С кем только приходится иметь дело… – говорит он.
Я усмехаюсь, вынимаю зубочистку из кармана и пихаю в рот.
– Ладно тебе, не ной, – говорю я, и деловито перекидываю зубочистку губами. – Когда уже приступаем?
– Мой помощник должен был разнести сценарии по трейлерам. Готовность полтора часа. Примите душ, поешьте и приступаем.
Смотрю на девку, подмигиваю.
– Чего? – спрашивает она.
– Примем вместе? – улыбаясь говорю я. – Помогу тебе натереть спинку.
Она закатывает глаза.
– Ты ничуть не изменился, Ламбер, – говорит она.
– Сказал бы, чтобы ты больше не называла меня так, но хрен-то там. Сегодня ты не испортишь мне настроения. К тому же, разве я должен был извиниться? Или ты думала, что после вчерашнего я вдруг стану послушным мальчиком.
Эвелина снова выпучивает глаза. Она смотрит на меня, затем на помощника. Снова на меня и снова на помощника. Мотает головой.
– Ничего не было, – пытается оправдаться.
– Я всё сказал, – говорит помощник режиссёра. – Через полтора часа на площадке!
Он разворачивается и уходит по своим делам.
– Ну что, солнце, покажешь сегодня всем, как нужно играть? – Отворачиваюсь. – Кстати, может предложим им сразу перейти к постельным сценам? Я бы, если честно, вообще вырезал из фильма всё, кроме них.
– Ламбер, – закрывает глаза. – Сколько раз тебе повторять: ты грёбаный извращенец. В фильме нет постельных сцен.
Усмехаюсь.
– Интересно-интересно. Похоже, наша малышка не изучала сценарий.
– Не поняла, – меняется в лице.
– Восьмидесятая страница, – информирую я. – Советую, хоть немного изучить то, с чем придётся иметь дело.
Девка изгибает оби брови.
– Когда ты только успел всё изучить? Или у тебя нюх на всякие извращения? Наверное, всю ночь потратил, чтобы найти хоть одну постельную сцену.
Снова усмехаюсь.
– Не волнуйся, малышка, я буду нежен. Хоть мне и несвойственно такое поведение, но чего не сделаешь ради искусства.
– Придурок, – кидает она напоследок и удаляется в сторону своего трейлера.
Через полтора часа все актёры на месте. Даже я на месте. Самому не вериться, что пришёл по расписанию. Обычно, никогда так не делал. А уж тем более никогда не приходил вовремя на репетиции. Репетиции для меня – посредственность. Я и на съёмки своих сцен редко когда приходил вовремя, а тут, блин, на грёбанную репетицию заявился! Стоит ли говорить, что я в шоке от собственного поведения?
Помощник режиссёра и писака просят всех собраться. Сами встают рядом, важно изучая сценарий и ещё более важно переговариваются друг с другом. Наконец, наговорившись, эти хреновы руководители возвращаются к нам.
– Дамы и господа, – говорит помощник режиссёра. – Сейчас мы разделимся на группы. Главные герои – отдельно от остальных. Роли первого и второго плана тоже отдельно. – Он начинает указывать, кто и где должен встать. Разделение заканчивается. – Пока будут проходить репетиции с главными героями, остальные учат свои роли.
Эвелина смотрит в сценарий, увлечённо что-то изучает, перелистывает страницу за страницей. Остальные тоже подключаются. Я не собираюсь тратить время на такую ерунду. Всё, что нужно, я уже изучил. Остальное – дело импровизации.
Закончив с вступительной речью и пожелав всем хорошего дня, помощник режиссёра удаляется на некоторое время. К нам подходит писака.
– Господин Ламбер, – обращается ко мне, – какие-то проблемы, – кивает на закрытую папку со сценарием, которую я даже не собираюсь открывать.
– Никаких, – кривлю губы и отрицательно мотаю головой.
– Тогда чего вы ждёте?
Я усмехаюсь, перекидываю зубочистку на другую сторону.
– Постельную сцену.
– Не понял? – удивлённо смотрит писака.
– Что тут непонятного, – говорю я. – Предлагаю начать сразу с постельной сцены, чтобы сблизиться с партнёршей и найти общую волну. Как-никак нам предстоит отыгрывать любовь. Думаю, это важный момент. Если сомневаетесь, поверьте моему опыту. Я знаю, что говорю.
Эвелина смотрит на меня как на ненормального, затем поворачивается к писаке и говорит.
– Господин Карвин, я как раз хотела об этом поговорить. В книге ведь не было никаких постельных сцен.
– Верно, дорогая моя. Но книга и фильм – разные вещи. Для книги важны духовные составляющие героев, их внутренний мир и чувства, в то время как фильм больше направлен на визуальное восприятие отношений между героями. Хорошо исполненная постельная сцена как нельзя кстати передаст всю полноту эмоций и чувств главных героев.
– Тогда я бы хотела, чтобы меня заменил дублёр.
Писака удивляется, но быстро приходит в себя.
– Дорогая, я не глупец, чтобы не заметить вашу неприязнь друг к другу. Но ведь должны понимать, что дело не в ваших взаимоотношениях за пределами кадра, а в вашем профессионализме и способности вжиться в необходимую роль, несмотря ни на что. Или вы хотите сказать, что вы плохой актёр?
Как же много ненужной болтовни… Но радует одно – что писаке удаётся поставить стерву на место. Хитрый дед даже заставил девку смутиться.
– Господин Карвин… – пытается возразить она.
Писака поднимает ладонь.
– Больше не желаю ничего слышать. Будьте добры исполнить свою работу.
Бородач уходит. Эвелина поднимает голову к нему и чуть ли не рычит от злости. Наконец поворачивается ко мне и говорит:
– Может мне вообще в проститутки податься? Или в порно пойти?
– Я буду не против, дорогая, – улыбаюсь в ответ. – Как только решишь, сообщи мне. Я буду твоим первым партнёром. Хочу, так сказать, показать, как нужно использовать таких цыпочек, как ты.
– И с кем я только разговариваю… – вздыхает она. – Иди в задницу, Ламбер, – кидает напоследок, прежде, чем покинуть моё общество.
– Я тоже тебя люблю, дорогуша, – говорю в спину ей.
Нет, сегодня определённо ничто не сможет испортить моего хорошего настроения. От чего оно хорошее, я не знаю, но факт остаётся фактом.
И только я думаю, что всё слишком хорошо, как вижу своего бывшего менеджера, важно входящего в павильон. Вот ведь… ублюдок. Он ещё смеет махать мне рукой? Кулаки сжимаются сами по себе. Он идёт навстречу ко мне, я делаю шаг навстречу к нему. Мы сближаемся, я замахиваюсь и бью этого мудака по роже. Он отшатывается, теряет равновесие и чуть ли не падает на пол.
– Твою мать, Ламбер! – кричит помощник режиссёра, как нельзя некстати вернувшийся в павильон.
