и в себе раздрай, такой, с каким не знаешь, что и делать. Такой, при каком валишься спать прямо в расплывшейся косметике — а хрен с ним, завтра, все — завтра… Чтобы все валить на завтра — не мое это. Но ведь и то, что только что случилось, разве мое?..
«Разве твое-е-е-е?» — истерически вопит-вибрирует мобильный — мой все-таки. «…-е-е-е?…»
«Да заткнись ты…» — тыкаю в него, даже не глядя, кто звонит, а сама горестно говорю:
— Мгм-м… И как я теперь буду? После тебя?..
— Мне похуй, — отвечает Рик глухо, но не горестно, потому что горестно не умеет, кажется. — Как хочешь. Я без тебя как?.. А?.. Жопа ты.
— Сам ты — жопа… — все-таки смотрюсь на себя: — Вот на кого похожа… — мусолю-подтираю черные разводы под глазами… нету порнухи без недо-видухи…
— Нормалек. Перфект. Как всегда, — говорит он теперь уже грубо-уверенно и бодро. — Как надо.
Как видно, решил, что нам пора. Козырной левой обхватил мою ладонь, легонько сжал ее, правой отпихивает от меня двери и со словами: — Так, не забыла ниче?.. Погнали… — тянет меня к лифту, в ожидании которого вставляет язык мне в рот, просовывает до горла.
Что правая у него теперь освободилась, чувствую по тому, как она под затянувшийся засосный поцелуй лезет ко мне под платье, сжимает попу, затем скользит-врывается в меня, ко мне, в горячее пространство у меня между ног, в котором я до сих пор распухшая и мокро-скользкая.
Когда дефилируем мимо ресепшна, за которым, по счастью, никого нет, убеждаюсь, метнув в зеркало полудикий взгляд, что с ним-то все «как надо», но со мной-то — нет… У него рубашка, вон, даже по-человечески заправлена в брюки, а у меня… Даром что разводы под глазами кое-как подтерла — Рик продолжал сосать мой рот во время путешествия вниз, утереться по-человечески я не успела и из лифта вываливаюсь с распухшими, измусоленными губами. Прическа, «бывшая когда-то» — ныне липкие, взмокшие, взлохмаченные патлы. Кирпично-стильный коктейльный мой шедевр помят изрядно — хорошо, что не порван, как один из чулок. Но этот, порванный хотя бы благополучно кончается под платьем, чего не скажешь о втором: он выехал немножко, ровно настолько, что теперь из-под подола выглядывает черное кружево.
— Хороша… — шепчу беспомощно, торопливо отводя взгляд от зеркальной стены.
— Перфект, — цедит сквозь зубы Рик — слово дурацкое присвоил. Накидывает на меня пальто и властно прижимает к себе.
Едем — ко мне или к нему?.. Или, может, в отель?..
К нему.
Рик вцепился в меня, будто чтобы не убежала, в такси даже не думает приставать, просто прижал к себе и держит, крепко держит, сжимает до боли, так, что аж дыхание спирает.
Чувства во мне не собрались в букет — слепились в сгусток. Лишь сгустком этим чувствую упрямо, зло — пускай везет к себе. «Какой дурак спрашивает девушку, можно ли…» Везет, значит, может. Хочет.
III.
Не помню, как приехали, хоть Берлин знаю, в общем-то, неплохо. Не замечаю вокруг нас его квартиры — так, жилье какое-то, пол, стены, потолок. Не знаю дороги и в который раз за сегодня даю взять себя под локоть, отвести. Лишь много позднее, перебирая в уме все сумасшествия этой ночи, задумаюсь над тем, как быстро стала такой инертной пофигисткой. Как не провалилась сквозь землю от стыда за свой внешний вид — пьяной, залапанной проститутки. Как будто только что от клиента — и к клиенту.
Рик включает какой-то приглушенный свет, начинает целовать, обирать, срывать с меня одежду. Должно быть, здесь все пахнет по-своему и непривычно, но его запах забил мне ноздри, затмил все остальные запахи. Однажды было так же.
И все-таки сейчас все по-другому. Мы только что трахались до сноса башен, до вылета мозгов. И нам еще «не все». Мы знаем и отчаянно хотим друг друга, прекрасно понимая, что нельзя.
Я не скажу, что от этого хочется по-иному. Просто «нельзя» — оно само по себе, а наше желание само по себе. Желание внушает мне, что я ничего, кроме него, не чувствую. Что именно желанием заглушаются во мне какие бы то ни было претензии к нему, боязнь, сомнения или стыд. Мне кажется, заглушается вообще все, что способно остановить меня — наоборот, мне не хочется останавливаться.
Я раздеваю его, касаюсь руками, губами, спешу прикоснуться к нему во многих местах — и пусть только попробует снова развернуть меня к себе спиной.
Меня присаживают на двойную кровать в спальне — и я вижу себя в зеркале напротив голую, разгоряченную. Я с готовностью раздвинула ноги, чтобы он опустился между них. Я не ложусь — хочу видеть его взъерошенную голову у себя между ног, ласкаю его спутанные волосы, подтанцовываю бедрами навстречу его языку. Мне хочется всего сразу одновременно, и я не знаю, что из этого сделать — покачиваться, хихикать, стонать, называть его ласковыми непристойностями или требовать этих непристойностей от него.
Оказывается, я стону все это время. Я потеряла понятие, кто кому что позволяет — мне позволили войти сюда, а я позволила ему лизать меня. Вернее, он меня лижет и за это ему будет позволено… что, собственно?.. Моя киска ездит у него на языке. А что, если я ничего не позволяю, а просто делаю то, что хочу сама?..
Я потеряла не только понятие, но и вообще какую-либо способность соображать. Да и там, куда он привел меня сейчас, соображалка не нужна.
В экстазе откидываюсь на кровати. Только что мне нравилось видеть его, а теперь я просто кончаю:
— О-о-о…
В этот раз он поразительно чуток и преодолевает собственную злостно-злоебучую похоть, или что это обычно им двигало, когда терзал меня после куни-оргазма, а я отпихивала его, стелилась перед ним, мол, хватит, мне щекотно. Сейчас он отпускает мои половые губы, чтобы сунуть в меня руку. Во мне отбился-откричал оргазм, а он раскручивает меня дальше, негрубо, ритмично и наверняка, крутится в моих ошалелых влажностях. Его губы ласкают мои губы, пока во мне, между моих ног толчется его кулак.
Он заставляет меня изгибаться, извиваться перед ним, раскидывать перед ним ноги, показывая, насколько я готова и как сильно хочу его принять. Мои руки по-собственнически тискают крепкую задницу, оказавшуюся у меня между ног — наслаждаюсь ее видом в зеркале с моими руками сверху. Улыбаюсь самой себе довольной улыбкой. Он двигает задницей у меня под руками, все это заводит его до невозможности. Это так красиво и волнительно, что мне
