Книга Манящая корона - Борис Алексеевич Давыдов

Мужчина буквально вдавливал Эргу в плотную перину, как будто хотел расплющить. Он наверняка видел и чувствовал, что женщине страшно и больно, что она задыхается, и это словно подстегивало его, придавая все новые силы. Яростные, могучие толчки следовали непрерывно, один за другим, он вгонял свое орудие на всю глубину, злобно рыча, действуя с остервенением, с бешеной, неукротимой настойчивостью, будто пытался пронзить ее насквозь, разорвать, причинить как можно больше страданий.

Эрга не имела понятия, сколько уже длился этот кошмар. Она давно потеряла счет времени, у нее хватало сил только на то, чтобы инстинктивно глотнуть воздуха, когда давление на грудь хоть немного ослабевало.

Чувствуя, что вот-вот лишится сознания от удушья, она взмолилась о пощаде.

– Заткнись, сука! – раздался бешеный рык, в котором смешались ярость, беспредельное страдание и ликующее торжество. – Не смей жаловаться, сама виновата!

В следующую секунду голова Эрги мотнулась набок от второй пощечины, еще более увесистой, и почти сразу же крепкие пальцы сомкнулись на ее горле.

– Зачем ты это сделала?! – ревел мужчина прямо ей в ухо. – Чего тебе не хватало, тварь?! Я готов был положить к твоим ногам весь мир! Боготворил тебя, а ты… Гадина… Ехидна ядовитая… А-а-а-о-оооо…

Она дико хрипела, тщетно пытаясь позвать на помощь, когда невидимый безумец с протяжным мучительным стоном извергал в нее свое семя. Потом оборвались и хрипы: его пальцы начали сжиматься с неумолимостью стального механизма.

Задыхаясь, теряя сознание, Эрга не слышала ни приближающихся шагов и шума за дверью, ни перепуганного, дрожащего голоса, умолявшего: «…ради всех святых, к нему сейчас нельзя, ты нас погубишь!» А если бы и услышала, то ни за что не узнала бы голоса незнакомца в черной бархатной маске, который растрогал ее до слез своей деликатностью, столь несвойственной покупателям живого товара.

Но вот грохочущие удары в дверь она расслышала отчетливо, несмотря на панический, животный ужас. И разобрала каждое слово, произнесенное громким, уверенным голосом:

– Ваше сиятельство, извольте немедленно выйти! Чрезвычайное происшествие!

Яростный рев голодного хищника, у которого из-под носа утащили добычу, чуть не оглушил ее, затем в освобожденное горло обжигающей струей хлынул воздух, а нестерпимая тяжесть, вдавившая в перину, вдруг исчезла.

Было слышно, как мужчина, изрыгая самую ужасную ругань, торопливо одевается и натягивает сапоги. Потом дверь громко хлопнула, за нею послышались возбужденные голоса и чьи-то крики.

Эрга беззвучно всхлипывала, трясясь и стуча зубами, как в лихорадке. Слезы катились ручьем, насквозь промочив черную повязку, закрывавшую ей глаза. Она была настолько перепугана, раздавлена и опустошена, что не решилась ее снять, не посмела прикоснуться к саднящему горлу, не догадалась сдвинуть ноги, по-прежнему широко раскинутые и согнутые в коленях.

До нее даже не дошло, что она минуту назад чудом избежала смерти.

Глава II

Граф Хольг, самый богатый человек в Империи, кавалер ее высших орденов и член Тайного Совета, чувствовал, как в нем клокочет страшная, на грани безумия, ярость.

Его привычный мир, где всему было отведено свое место, все подчинялось строгому и неукоснительному распорядку, разлетелся вдребезги. И это произошло из-за двух олухов, жалкие жизни которых он мог отобрать в любой момент: по закону дворянин, имевший титул графа, мог не только награждать людей низших сословий, но и вершить над ними суд и расправу, вплоть до смертной казни, ни у кого не спрашивая дозволения.

И они знали это! Но все-таки осмелились, безумцы, ничтожества…

– Ваше сиятельство, я не мог остановить его! – пролепетал, еле шевеля посеревшими губами, дворецкий Ральф, когда взбешенный господин, грозивший нарушителям своего покоя самыми лютыми пытками, умолк, чтобы перевести дух. – Я пытался помешать, боги свидетели! Он ворвался сюда и просто отшвырнул меня, проклятый бугай, невежа…

Трясущиеся пальцы дворецкого теребили рваный кусок черного бархата, в котором нелегко было опознать аккуратную маску.

Глаза графа, налитые кровью, впились в виновника.

Если бы немолодой чернобородый стражник взмолился о пощаде, тоже начал лепетать что-то в свое оправдание или просто испугался – Хольг с бешеным ревом вцепился бы ему в горло, и не нашлось бы в мире силы, способной разжать его пальцы. Но он смотрел на господина по-прежнему спокойным и даже суровым взглядом. И это было настолько необычно, что первый, самый сильный и страшный приступ ярости графа потихоньку стал ослабевать, и в помутненном сознании мелькнула мысль: во имя всех святых и всех демонов, что это означает?!

Словно уловив этот момент, чернобородый произнес:

– Ваше сиятельство, потом можете сделать со мной все что угодно. Но сейчас, если вам дорога жизнь, извольте меня выслушать.

* * *

Человек, сидевший возле небольшого, разведенного на каменном полу пещеры костра, изо всех сил пытался сохранить спокойствие. Но внутри все клокотало. Чтобы не тронуться умом, надо было хоть как-то отвлечься, найти какое-то занятие.

Он уже несколько раз проверял посты, напоминая дозорным, чтобы не теряли бдительности. Потом съел то ли очень поздний ужин, то ли очень ранний завтрак, стараясь как можно дольше пережевывать пищу. Немного подумав, устроил разнос тому, кто занимался стряпней, пригрозив выдернуть неумелые кривые руки и засунуть в то место, откуда растут еще более кривые ноги… Еще раз проверил дозорных, вернулся в пещеру, прошел в дальний угол, задернутый плотным занавесом, присел к костерку и несколько минут смотрел на трепещущие язычки пламени. Это зрелище всегда его успокаивало…

Всегда, но только не сейчас. О боги, удалось ли Трюкачу перебраться через стену?

Ну, и чем еще можно себя занять? Перечитать при свете огня какую-нибудь книгу? Так все они вызубрены наизусть, он может процитировать на спор любой отрывок с любого места…

Если бы было с кем спорить. Его люди книжками сроду не интересовались, что возьмешь с неграмотных мужланов!

Тяжело вздохнув, Барон снова взялся за заточку и без того острого как бритва кинжала.

Вообще-то он зря обругал незадачливого повара: еда была вполне сносной. Но надо же успокоить нервы, перетянутые и дрожащие, будто струны под пальцами музыканта. А лучшего способа, чем придраться к нерадивому подчиненному и сорвать на нем злость, еще не придумали.

Ладно, когда дойдет до дележа добычи, он немного прибавит к его доле, чтобы не обижался понапрасну… Если только будет что делить и кому делить. На кон поставлено все: Четыре Семейства не любят неудачников и не прощают оплошностей. Надо надеяться, что Трюкач не подведет. И ждать, ждать… чувствуя, что медленно сходишь с ума.

Хотя, конечно, есть еще способ для успокоения, очень даже хороший, который нравится и