Нас сразу же впустили в личный кабинет окружного прокурора в большом муниципальном здании. Хьюм пребывал в приподнятом настроении — его торжествующий вид вызвал у меня тошноту.
— Доброе утро! — приветствовал он нас, потирая ладони. — Как поживаете, мисс Тамм? Все еще думаете, что мы преследуем невиновного и вы можете это доказать?
— Более, чем когда-либо, мистер Хьюм, — ответила я, опускаясь на стул и беря предложенную сигарету.
— Хмм… Ну, судите сами. Билл! — крикнул он кому-то во внешнем офисе. — Позвони в окружную тюрьму, чтобы Доу немедленно доставили сюда для допроса.
— Вы уже беседовали с ним? — осведомился отец.
— Разумеется. Но я хочу удовлетворить вас. — Хьюм произнес это с самодовольной уверенностью человека, чувствующего, что Бог и флаг на его стороне. Несмотря на его терпимость к нашей антагонистической позиции, было очевидно, что он считает Аарона Доу виновным, и, глядя на его честную упрямую физиономию, я понимала, что переубедить его будет нелегко. Моя теория была всего лишь тонкой тканью логики, а этот человек облачался только в броню доказательств.
Аарона Доу сопровождали два дюжих детектива, но эта предосторожность казалась излишней. Бывший заключенный был маленьким тщедушным стариком с узкими плечами — любой из охранников мог одной рукой переломить его надвое. Я представляла внешность этого жалкого существа по описанию начальника тюрьмы Магнуса, но даже оно не могло воплотить полную картину его убожества.
Худое, пепельное, сморщенное лицо Доу было начисто лишено интеллекта и искажено таким ужасом и отчаянием, которые могли бы тронуть сердце любого, за исключением Кеньона с его тупой жестокостью и Хьюма с его гипертрофированным чувством долга. Было совершенно ясно, что это смертельно напуганное подобие человека невиновно в убийстве. Но именно невиновность заставляла его выглядеть виновным, а эти люди были слепы к столь естественной реакции человеческой натуры. Убийца сенатора Джоэла Фосетта был хладнокровным субъектом и, вероятно, хорошим актером — эти выводы вытекали из имеющихся фактов.
— Садитесь, Доу, — без особой враждебности сказал Хьюм.
Арестованный повиновался — в его единственном голубом глазу светились надежда и страх. Постоянно опущенное правое веко и безвольно повисшая правая рука не придавали его облику зловещего оттенка, а, напротив, подчеркивали беспомощность. Несмываемое клеймо тюремных стен ощущалось в по-обезьяньи нервном подергивании головы, восковом цвете лица, шаркающей походке…
— Да, сэр. Да, мистер Хьюм, — быстро отозвался Доу с покорностью преданного пса.
Даже манера говорить сквозь уголки маленького кривого рта выдавала заключенного. Вздрогнув, я заметила, как он внезапно устремил единственный глаз на меня, словно взвешивая возможность помощи от моего присутствия.
Отец поднялся, и глаз с надеждой и мольбой переключился на него.
— Доу, — продолжал Хьюм, — этот джентльмен хочет вам помочь. Он прибыл сюда из Нью-Йорка только для того, чтобы поговорить с вами.
Эта ложь показалась мне абсолютно неоправданной.
В глазу Аарона Доу неожиданно мелькнуло подозрение.
— Да, сэр, — отозвался он, съежившись. — Но я ничего не делал. Я говорил вам, мистер Хьюм, что не убивал… его.
Отец подал знак окружному прокурору — тот кивнул и сел. Я с интересом наблюдала за происходящим. Ведь я еще никогда не видела отца в действии — его стиль полицейского являлся для меня всего лишь легендой. Очень скоро я поняла, что мой отец обладает исключительным талантом. Способ завоевать доверие Аарона Доу представил мне его с новой стороны. Несмотря на кажущуюся неотесанность, он был очень проницательным психологом.
— Посмотрите на меня, Доу, — заговорил отец беспечным тоном, в котором ощущался лишь легкий намек на властность.
Бедняга повиновался. Какое-то время они молча созерцали друг друга.
— Вы знаете, кто я?
Доу облизнул губы.
— Н-нет. Нет, сэр.
— Я инспектор Тамм из нью-йоркского управления полиции.
— О! — Бывший заключенный казался встревоженным — его маленькая голова с редкими седыми волосами подергивалась из стороны в сторону, не встречаясь с нами взглядом.
— Значит, вы слышали обо мне? — осведомился отец.
— Ну… — Доу разрывался между инстинктом молчать и желанием говорить. — В тюрьме я встречал парня, который мотал срок за воровство. Он говорил, что вы спасли его от электрического стула.
— В Алгонкине?
— Да, сэр.
— Должно быть, это Сэм Леви из банды с Хьюстон-стрит, — улыбнулся отец. — Сэмми неплохой парень, но связался с шайкой убийц, которые его подставили. Теперь слушайте внимательно, Доу. Сэм рассказывал вам что-нибудь обо мне?
Доу беспокойно ерзал на стуле.
— Для чего вам это знать?
— Просто интересно. Вряд ли Сэм стал бы плохо обо мне отзываться после того, что я для него сделал.
— Нет, — признал Доу. — Он говорил, что вы честный легавый.
— Вот как? Так вы знаете, что я не стал бы возводить напраслину на человека и обрабатывать арестованного дубинкой?
— Да, инспектор.
— Отлично! Тогда мы поймем друг друга. — Отец сел и закинул ногу на ногу. — Мистер Хьюм думает, что вы прикончили сенатора Фосетта, Доу. Буду говорить прямо — вы попали в скверную ситуацию.
Глаз Доу снова наполнился страхом — он устремил его на Хьюма, который покраснел и бросил на отца сердитый взгляд.
— Но я сомневаюсь, что вы убили Фосетта. И моя дочь тоже — вот эта симпатичная молодая леди. Она считает вас невиновным.
— Угу, — пробормотал Доу, уставясь в пол.
— А вы знаете, почему мне так кажется?
Лицо арестованного осветилось надеждой и любопытством.
— Нет, сэр, не знаю. Я только знаю, что не убивал его. А почему вы так думаете?
— Я вам объясню. — Отец опустил массивный кулак на костлявое колено старика, и я увидела, как оно дернулось. — Потому что я знаю людей и знаю убийц. Вы действительно двенадцать лет назад случайно прикончили пьяного, но вы не убийца.
— Это правда, инспектор!
— Ведь вы не стали бы пользоваться ножом даже в драке?
— Конечно нет! — На тощей шее Доу напряглись синеватые вены.
— В том-то и дело. Вы говорите, что не убивали сенатора Фосетта, и я вам верю. Но кто-то убил его. Кто же?
Мускулистая левая рука Доу сжалась в кулак.
— Честное слово, не знаю, инспектор. Меня подставили.
— Это верно. Но ведь вы знали Фосетта?
Доу вскочил со стула:
— Конечно, я знал эту грязную свинью!.. — Вероятно, поняв, что его вынудили сделать опасное для себя признание, он умолк и уставился на отца с такой ненавистью, что мне стало стыдно за фамилию Тамм.
