свою личную исповедальню.
— Как давно вы знакомы? — вопрос был уже адресован Гаттаку.
— С Коррой мы познакомились полгода назад, когда…
— Я не о вашей супруге, — спокойно перебил Гаттака клирик Фаэттон, хотя все поняли, что парень ломает комедию.
— Три месяца назад.
— Как познакомились?
— Пришел на службу, просил духовного участия.
— И как вам?
— Простите, что? — не понял Гаттак.
— Участие. Духовное. Как вам оно?
— Служитель Леонид — один из самых грамотных проповедников из всех, что я знаю.
— И много вы таких проповедников знаете? — что-то в этом «таких» Гаттаку не понравилось. В этом слове слышалось обвинение.
— Немало, я часто менял место жительства, — Гаттак и сам не понял, зачем соврал. В его жизни, по сути, было лишь трое знакомых проповедников желтого порядка, и двое из них были штатными капелланами разведшколы и части, где он служил кандидатом.
— Вы беседовали с этим человеком на отвлеченные темы?
— Что вы имеете в виду?
— Вы обсуждали небогословские темы?
— Нет.
— Вы молоды. Вам не больше двадцати на вид. И вы уже научный сотрудник?
— Мы попали в институт по распределению.
— Должно быть, вашими судьбами распоряжаются особые люди.
— Нашими судьбами распоряжается лишь Великий Бор. Все остальные люди — лишь его орудия.
Клирик задумался.
— Вы правы, молодой человек. Я наведу о вас справки, — клирик показал пальцем на их форменную одежду, висевшую в прихожей. — Вы свободны.
— В чем обвиняют служителя Леонида? — вопрос Гаттака заставил генерального клирика вновь обернуться.
— Вы же в курсе, молодой человек, мы никого не обвиняем. Мы лишь орудия в руках Великого Бора.
Вернув Гаттаку его же фразу, он отвернулся и занялся своими делами, давая понять, что беседа на этом окончена. Молодые люди посмотрели на безучастное лицо служителя Леонида — он по-прежнему стоял на коленях и глядел в пол. Гаттаку хотелось посмотреть в глаза служителю, но Корра пихнула его в бок, давая понять, что сейчас им лучше удалиться. Он нехотя снял с вешалки куртки Корры и свою, не сводя при этом глаз со служителя. Ну же, хоть один взгляд, хоть намек. Дай же мне его!
Но Леонид так и не посмотрел на Гаттака. Молодые люди вышли из кельи на свежий воздух и быстро покинули уже пустой двор церкви.
— И много у тебя таких друзей? — поинтересовалась Корра, еле поспевая за быстрым шагом Гаттака.
— Каких «таких»? — несколько раздраженно переспросил тот. Мысли его сейчас находились далеко, он думал о своем роке. Почему все, с кем он так или иначе сближается, попадают в поле зрения черных клириков? Или же это просто случайность? И может ли быть так много случайностей?
— Предателей, — уточнила Корра.
Гаттак счел за благо пропустить ее реплику мимо ушей. Это была явная ловушка. Ответь он ей, что не считает Леонида предателем, она наверняка взовет к его гражданскому долгу — черные клирики никогда не приходят просто так, их направляет длань самого Бора, сомневаться в их компетенции означает сомневаться в самом Боре. А это богохульство. Ответь он, что всех его знакомых и приятелей забирают — и уже на самого Гаттака падет тень сомнения. Лучше этой девчонке не знать о таких подробностях его жизни.
До центра космических инноваций добрались довольно быстро. Несколько раз Гаттак оборачивался, проверял, не следят ли за ними черные клирики, но, кроме случайных прохожих, никого не заметил. На всякий случай запомнил лица — скорее на автомате, нежели с какой-то конкретной целью. В здание разведшколы вошли как раз в тот момент, когда пошел премерзкий дождь.
— Через десять минут встречаемся у куратора Форра, — сказал Гаттак и зашагал к себе.
Избавившись от Корры, он ввалился в свою комнату и запер дверь. Только сейчас он позволил эмоциям выплеснуться наружу. Со стороны это выглядело так, словно человек просто долго бежал и теперь пытается отдышаться. Сотни вопросов мгновенно вгрызлись в его сознание, но все они сводились к одному: почему все, кто его окружают, становятся предателями Родины? Что с ними не так? Или, может, это с самим Гаттаком что-то не так? Он, словно магнит, притягивает тех, кто может предать Бора. Что это? Дар? Проклятье?
Резкий стук в дверь заставил Гаттака вздрогнуть. Он быстро привел растрепанные волосы в порядок и открыл: на пороге стояла Корра с двумя тяжелыми сумками в руках.
— Что это?
— Мои вещи.
— Зачем?
— Не забыл? Мы теперь женаты. Я буду жить с тобой. Дашь пройти?
Гаттак не знал, как реагировать на такой демарш. Ему нужно было личное пространство, нужно было место, где его никто не будет видеть. Никто, кроме Бора. Но противопоставить словам Корры было нечего, им действительно было предписано играть роли супругов. Он медленно уступил дорогу и бросил проходящей мимо Корре:
— Вещи можешь не разбирать. Мы сегодня уезжаем.
В кабинете куратора Форра было жарко. Он плотно задернул шторы на окнах и пригласил Гаттака и Корру присаживаться. Те сели за стол.
— Я знаю, что произошло в церкви, — сказал Форр. — Вам есть что доложить по этому поводу?
— Нет, куратор, — ответил Гаттак и сразу задал вопрос. — Куратор, в чем обвиняют служителя Леонида?
Форр ответил не сразу. Он медленно сел на свое место, небрежно перебрал какие-то бумаги и, отложив наконец их в сторону, ответил:
— Служитель Леонид был назначен в эту церквушку четыре месяца назад, незадолго до вашего прибытия.
Гаттак сразу понял, к чему тот клонит.
— Хотите сказать, он был внедрен специально?
— Делать выводы в отношении предателей Родины — не моя прерогатива, — ответил Форр. — Мы заметили, что ты, Гаттак, посещаешь не предписанную уставом школы церковь, а именно ту, где недавно сменился служитель.
Гаттак и Корра внимательно следили за нитью повествования.
— В самом выборе нет ничего предосудительного, как и в том, о чем именно вы беседовали со служителем Леонидом. Но мы копнули глубже… — ага, значит, это разведка навела черный клирикторат на Леонида, подумал Гаттак. Интересно, зачем им это? — Оказалось, что Леонид ранее служил в другой церкви. Догадываешься, в какой, Гаттак?
Молодой разведчик догадывался, но покачал головой.
— Он служил в небольшой церкви в поселке Северном. Ты уже слышал об этом месте, не так ли?
Гаттак слышал. Это был тот самый поселок, где, по его мнению, была организована ячейка сопротивления.
— Но разве переводы между паствами — не рутинное мероприятие для желтых клириков? — вмешалась Корра. Собственно, она задала вопрос, который крутился и в голове Гаттака. Что такого подозрительного в переводе рядового священника из одной церкви в другую?
— Ротация кадров — дело обычное, — согласился Форр, — но такие решения принимаются либо самим Бором, либо Советом Высших Клириков Родины. В любом случае, перевод контролируется на высшем уровне, даже если служителя назначают в самую маленькую из всех церквей Родины.
— А в случае служителя Леонида было не так? — догадалась Корра.
— Да. Мы сделали запрос в Совет Высших Клириков, и выяснилось, что никто не знает об этом переводе. Информация о назначении Леонида в церковь на Сорокалетней улице появилась в главном компьютере Совета Высших, словно из воздуха. И была она заверена электронной подписью одного из Высших.
Ни Гаттак, ни Корра не смели даже подумать о том, что взлом серверов Совета Высших возможен. Эта информация, изложенная куратором вполне спокойным тоном, прозвучала в кабинете, как гром среди ясного неба. Даже теоретическая возможность взлома компьютеров Родины была бы катастрофой, а свершившийся факт этого вопиющего святотатства был сродни объявлению Родине войны. Но кто мог пойти на это? Неужели отсталые в техническом плане повстанцы обладали такими возможностями? Да быть такого не может!
— Вижу, вы правильно оценили степень угрозы, — прокомментировал повисшую в кабинете тишину куратор Форр. — Думаю, теперь настало время обсудить ваш план, Гаттак. Как вы намерены искать организатора и идейного вдохновителя повстанцев?
Глава 9
Фаэттон
Суть своего плана Гаттак изложил довольно быстро. Поскольку как разведчика его готовили к внедрению в стан противника, то именно этим Гаттак и планировал заняться. Чтобы найти неуловимого руководителя повстанцев, нужно внедриться к этим повстанцам, сообщил Гаттак куратору, чем не сильно того удивил: практически все выпускники разведшколы занимались тем же. Однако дальнейшие размышления Гаттака заставили куратора Форра занервничать. Курсант Гаттак сообщил ему, что необходимо втереться к повстанцам в доверие, стать их частью, понять их, изучить
