— если сравнивать с рыболовами… или с другими морскими птицами… Если ты всю жизнь видишь в небе только птиц, то такое покажется просто громадным, я думаю…
— Ну, звучит-то правильно, — замялся Робур. — Но не думаю я, что это драконы. Драконы, знаете, не выносят ад.
— Я до нынешней ночи думала, что вампиры не выносят ад, — сказала я мрачно. — Оказалось, что некоторые выносят, ещё как!
— И вырождаются в адских тварей, — грустно сказал Валор. — Деточка права. И права так же и в том, что мы не сможем, пока не увидим своими глазами, представить себе тварь, в которую выродится дракон, служащий аду.
— Давайте не будем гадать, — сказала я. — Вообще, у меня есть такая идея. Валор, мы с детьми пойдём, пожалуй, с вами, а? Познакомимся с новичками, побеседуем, устроим такой… ну как… обмен опытом… Может оказаться, что кто-то из новеньких, как мэтр Робур, знает что-то полезное. Поговорим — и будет яснее, как действовать дальше. А всякие пророчества, предсказания, если бы да кабы — это у некромантов слабое место, поэтому мы пока про драконов ни до чего не договоримся.
— Звучит недурно, — согласился Валор. — Дети, вам нужно одеться, сегодня прохладно.
— Ларс, — сказала я. — У меня для тебя особое задание. Оденься — и пойдёшь к телеграфистам. Скажешь: обо всех телеграммах с Жемчужного Мола сообщать не только в Штаб, но и нам. Ты понял?
— Конечно, — кивнул Ларс. — Я побегу?
И убежал чуть не раньше, чем я разрешила.
А мы все пошли знакомиться.
И случилась очень интересная штука: меня немного отпустило. Прошло это безумное ощущение, что всё, полный кошмар, ад наступает — и вообще нечем его остановить. Там, в кадетском корпусе, в классе, где пришлось потесниться, чтобы мы все разместились, я вдруг поняла: не так уж нас и мало.
И мы в резонансе.
Мы — сила.
Среди нас есть мэтр Робур, который видел драконов. Тётка Ика, которую любили духи. Дед Огенбри из какого-то медвежьего угла, который не рисовал формулу, поднимающую труп, а только пел — мы запомнили. Хэттар с разными глазами и на правый глаз слепой — правым, слепым глазом он видел Сумерки без всякого дополнительного напряжения. Далайр, любимец детворы в том местечке, откуда ему пришлось бежать, родители детишек сдали: добрый фермер возил дрова и сено на двух кобылах, сделанных из сена же, с коровьими костями внутри…
Мы разговаривали — и в моей несчастной голове, совершенно не предназначенной для командования, появлялись какие-то проблески. Я попросила у Валора блокнот и записывала туда всякую ерунду: «кобылы из сена», «спеть — и встанет», «маленькая звезда, чтобы собрать по округе дохлых крыс», «быстро уложить» — пока не очень понимая, зачем, но мне казалось, что это нам ещё понадобится.
А потом нам принесли телеграмму, что Жемчужный Мол ещё каким-то чудом держится, но перелесцы перешли границу севернее, приграничная деревушка сгорела дотла — и кавалерию в боевых порядках видели на дороге, ведущей к Синим Скалам.
Кони тащили пушки и крытые повозки с чем-то тяжёлым.
И мне снова стало плохо. Они всё-таки двигаются вглубь страны.
А нам принесли пачку телеграмм. Что в Западных Чащах идёт бой. Что форты Святая Лейя и Святая Анола ведут бой с броненосцами под штандартами Сердца Мира и Святой Розы — и под флагом Перелесья. И я подумала: это они ещё не начали жечь Синие Скалы — и мне стало физически худо. Тошно.
Кто-то придвинул стул, а кто-то подал воды. И я как сквозь вату услышала, как в класс вошёл Норис.
— Леди Карла, — сказал он, — второй бронепоезд и войска уходят на запад. У вас есть кого послать прямо сейчас? Кто уже справится?
Я залпом выпила воду, чтобы в голове прояснилось.
— Мэтры Хэттар и Далайр поедут, — сказала я. — Справятся. Вы ведь справитесь?
— Кривой Хэттар сбежал от войны! — прыснул Хэттар и начал хохотать.
Я подумала, что у него истерика, но он отсмеялся и сказал:
— Я лично готов на сто процентов, леди Карла. Мне есть за что сводить с ними счёты.
— Что касается меня, — сказал Далайр, — то я собирался предложить сам. Только вот, наверное, надо сбрить бороду. Пожары, сами понимаете.
Борода у него была деревенская, чуть не по пояс: у фермеров Девятиозерья специфические представления о мужской красоте. И спокойный он был, как каменный лев на пирсе, а клеймо — странный костяной нарост на лбу, как небольшой рог — каким-то чудом не связывалось в уме с адом вообще. Слишком мирный мужик. Очень мне понравился.
А ещё я тихонько порадовалась, что некроманты — одиночки, как правило. Так легче воевать. Но тут Далайр мне сказал:
— Леди Карла, у меня тут, в столице, жена с мелюзгой…
Ну да, простые деревенские нравы.
— У кого ещё, — спросила я, — тут жена с мелюзгой? О них позаботится корона Прибережья.
Мы с Норвудом записывали, у кого где дети и жена, — надо сказать, не так чтобы уж очень много среди наших новичков было семейных людей, — когда Дар меня в сердце толкнул, жарким касанием и звоном чистой струны.
В классе, само собой, было большое зеркало. Валор был бы не Валор, если бы не позаботился о таком важном пособии. И в это зеркало стукнул Райнор.
И я его увидела, Райнора, страшного, грязного, с отсветом боевого транса в глазах, в обгорелой, испачканной сажей и ещё чем-то, чёрным, липким, как смола, шинели. Он держался искусственными руками за раму, улыбался — и белые зубы светились на тёмном лице.
А за ним были какие-то закопчённые руины, обгоревшие до кирпичей. Сквозь треснувшую стену виднелся кусок дымного неба.
— Привет, леди Карла, — сказал он. — Славно. Тебя хотел видеть, тебе рассказать. Важно. Иди сюда, Кермут.
Кермут, красноглазый альбинос лет тридцати, настолько грязный, что уже почти не видно его белизны, смущаясь, подошёл и отвесил до смешного галантный поклон. Я его уже видела, этого белёсого парня.
— Вы же из девятиозерских беженцев, мэтр Кермут? — спросила я. — Кто ещё тогда, после Новогодья, нам присягнул?
— Да, милая леди, — сказал Кермут и смутился ещё больше. — Райнор, говори ты. Не умею я.
— Нас тут охраняют артиллеристы, — сказал Райнор. — Два орудия уцелело, дальнобойных, только снарядов
