Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Инспектор сказал:
– Тут нет спуска к морю. Казалось бы, Морису Сетону естественно было иметь свой отдельный выход на пляж. По Кожевенному проулку крюк получается.
– Здесь довольно высокий обрыв и не на всех уровнях каменный. Ступени были бы непрочные, – предположил Далглиш.
– Возможно. Странный он, похоже, был человек. Аккуратист. Педант. Взять, к примеру, ту картотеку. Он собирал сюжеты из газет, журналов, от людей. А иногда и сам придумывал. И все аккуратно заносил на карточки, вдруг когда-нибудь пригодится.
– А та идея, что ему мисс Кэлтроп подкинула?
– Ее в картотеке нет. Но это еще ничего не значит. Сильвия Кедж говорит, что при Сетоне двери обычно не запирались. Здесь, на мысу, похоже, вообще запирать двери не принято. Кто угодно мог зайти и карточку вынуть. И точно так же кто угодно мог ее прочитать. Соседи приходят, уходят, когда вздумается. Одиночество их гонит, надо полагать. Если, конечно, принять за факт, что Сетон действительно записал на карточку ее подсказку.
– И что мисс Кэлтроп действительно ему это подсказала.
Реклесс посмотрел на Далглиша.
– Вы тоже об этом подумали? А как вам показался Дигби Сетон?
– Дигби как Дигби. Довольно трудно понять душу человека, для которого предел мечтаний – открыть собственный клуб. Хотя и он, наверно, не понимает, почему мы пошли в полицейские. Насколько я знаю Дигби, он не мог замыслить такое убийство, у него на это не хватит ни ума, ни характера. Он человек прежде всего неумный.
– Дигби весь вечер во вторник и ночь на среду проторчал в каталажке, я звонил в отделение, узнал. Все чистая правда. И мало того, он еще был пьян. Без притворства.
– Как удобно для него получилось.
– Иметь алиби всегда удобно, мистер Далглиш. Но бывают такие алиби, за опровержение которых, на мой взгляд, нет смысла браться, например, это. Более того, если он сейчас не прикидывался, он ведь думает, что орудие убийства – нож. И что Сетон умер вечером в среду. А Морис не мог находиться живой в этом доме в среду, когда Дигби приехал с Элизабет Марли. Это еще не значит, что его тело не могло здесь быть. Но я не представляю себе Дигби в роли рубщика мяса и не представляю себе, зачем ему было рубить. Даже если он обнаружил в доме труп и потерял голову от страха, человек его склада просто оглоушит себя спиртом и рванет обратно в Лондон, но не станет устраивать эдакую шараду. А он свалился в канаву на Лоустофтском шоссе, не на Лондонском. И вообще, откуда ему было знать про ту блестящую идею, что мисс Кэлтроп подкинула Морису?
– Ему могла рассказать Элизабет Марли, когда они ехали сюда.
– Зачем бы она стала рассказывать такие вещи Дигби Сетону? Неподходящая тема для разговора в дороге. Ну ладно. Допустим, она знала. И допустим, рассказала Дигби, или еще каким-то образом ему это стало известно. Он входит в дом и видит мертвое тело брата. И тут же принимает решение инсценировать загадочную картинку, как в настоящем детективном боевике, отрубает у Мориса руки и отправляет его в плаванье по морю. Но для чего? И чем он рубил? Я же видел тело и ручаюсь, что руки отрублены, не отрезаны, не отпилены, а именно отрублены. Вот вам и кухонный нож. Топор Сетона благополучно лежит в кладовке. А топор вашей тети – если это он служил орудием – был выкраден три месяца назад.
– Значит, Дигби Сетон исключается. А остальные?
– У нас было время только на предварительную проверку. Сегодня после обеда буду снимать с них формальные показания. Но похоже, у них у всех есть какое-то алиби на время смерти Сетона. У всех, кроме мисс Далглиш: оно и понятно, когда человек ведет такой замкнутый образ жизни.
Не произошло никакой перемены в монотонном, невыразительном голосе инспектора. И сумрачный его взгляд остался по-прежнему устремлен в морскую даль. Но Далглиш все понял. Так вот, значит, зачем его пригласили в «Сетон-хаус». И вот почему инспектор Реклесс неожиданно оказал ему такое доверие. Он представил себе ход мыслей Реклесса. Пожилая незамужняя женщина, живет одна, ни с кем почти не знается. Где она находилась в момент смерти Сетона и в среду, когда его тело было спущено в море, никто показать не может. Возле ее дома, почти по ее участку, проходит спуск на пляж. Где оставлена вытащенная на берег лодка «Чомга», она знала. Женщина крепкая, подвижная, не горожанка, без малого шести футов ростом, привыкла к далеким прогулкам, не боится темноты.
Правда, тут не видно мотива. Ну и что из того? Хотя Далглиш и сказал ей сегодня утром, что мотив интересует следователя в первую голову, но на самом деле это вовсе не главное. Уж он-то знает: если логично разобраться «где?», «когда?» и «как?», то неизбежно придешь и к ответу на вопрос «почему?», который сам по себе дает для следствия ничтожно мало. Как говорил учитель и шеф Далглиша, любовь, страсть, ненависть и корысть – вот и все возможные мотивы убийства. Схематически это верно. Но в реальной жизни сколько людей, столько мотивов. Сейчас, понимал Далглиш, Реклесс уже перебирает в своей отравленной памяти все аналогичные случаи, когда ростки подозрительности, одиночества и иррациональной неприязни вдруг расцветали пышным цветом насилия и смерти.
Внезапно Далглиша разобрала злость, такая сильная, что на несколько секунд парализовала речь и даже мысль. Окатила волной тошноты и отхлынула, оставив его бледным, беспомощным и дрожащим от отвращения к самому себе. Слава Богу, что со злости он на минуту онемел и не успел дать волю глупому сарказму и негодованию, не произнес напыщенно, что, мол, его тетка, разумеется, будет давать показания только в присутствии адвоката. Не нужен ей адвокат. У нее же есть он. Однако! Отдохнул, называется.
Послышался скрип колес – из стеклянной двери на террасу выкатила в инвалидном кресле Сильвия Кедж и подъехала туда, где сидели они. Она ничего не говорила, а только безотрывно смотрела на подъездную аллею. Проследив за ее взглядом, они увидели, что с шоссе к дому сворачивает почтовый фургон, маленький и яркий, как игрушка.
– Почта, – хрипло произнесла она.
Руки ее, заметил Далглиш, сжимали поручни кресла с такой силой, что побелели суставы. А когда фургон подъехал и затормозил перед террасой, она вытянулась и замерла, полупривстав в кресле. Среди тишины, наступившей, когда выключили мотор, стало слышно ее возбужденное дыхание.
Почтальон хлопнул дверцей и с бодрым приветственным возгласом подошел к ним. Девушка не отозвалась на приветствие. Почтальон отвел недоуменный взгляд от ее застывшего лица, посмотрел на неподвижных мужчин и протянул почту Реклессу. Инспектор принял коричневый конверт большого формата с машинописным адресом.
– Еще один такой же, как вчера, я ей передал, сэр, – пояснил почтальон, кивая на Сильвию. Но так и не дождавшись ни от кого ответа, отошел, пятясь и желая всем доброго утра.
Реклесс проговорил, обращаясь к Далглишу:
– Адресовано Морису Сетону, эсквайру. Опущено либо поздно вечером в среду, либо рано утром в четверг, в Ипсвиче, штемпель вчерашний, дневной.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
