он умоляет его не расстраиваться из-за его саксонской неискушенности, а разжигать в нем греческую утонченность, погребенную, как искра, под пеплом. Оттон III не забыл свой долг перед своими «греческими», «римскими», саксонскими и франконскими предшественниками. Этот молодой человек, который, заключив брак, объединил два императорских трона Восточного и Западного Рима, безусловно, не был неуравновешенным мечтателем, безответственным интеллектуалом, фантазером, не имеющим чувства Realpolitik, каким его столь часто изображают представители немецкой националистической школы историков.
Саксонская rusticitas (деревенщина), которую Оттон хотел заменить на греческую утонченность, привязала его к самой архаичной традиции. Забавная история того времени, повествующая о том, как он вскрыл могилу Карла Великого в Ахене, обрезал ногти своего священного предка, вытащил один из его зубов («счастливый зуб») и оделся в какие-то его одежды, не так уж невероятна; все эти предметы могли передать ему свои спасительные силы. Этот преждевременно повзрослевший молодой человек (ранняя зрелость была обычной в Средние века, когда средняя продолжительность жизни была короткой, а женщины и мужчины бросались в нее с обостренными чувствительностью и энергией) хотел впитать все, что было хорошего в римской и неоримской (византийской) традиции, как и в христианской традиции, уходящей во времена апостолов, представителем которых он себя считал. Он представлял себе Европу будущего как «союз наций», в котором новые короли народов, которые в те времена формировались как часть западной семьи, - поляки и венгры, были связаны с императором и империей узами дружбы не как подданные, а как партнеры. Продвигая свою политику, Оттон предпочитал действовать через «старых» имперских епископов, чьи местные корни предрасполагали их к народной форме христианства; но он не пренебрегал и пробуждающейся интеллигенцией Юго-Западной Европы, которая черпала вдохновение в арабогреко-средиземноморской культуре (Герберт Аврилакский). Оттон также полагался на людей, поднявшихся на волне движений за монастырскую реформу, будоражащее влияние которых теперь пронизывало всю Европу, доходя из Лотарингии до Франции, Испании, Северной и Южной Италии и славянской Восточной Европы. И хотя он был молод, Оттон был реалистом в своей оценке движений, которых ждало большое будущее в Европе.
Оттон III понимал, что Европа, понимаемая как религиозно-политический союз народов и территория, широко открытая для движений за интеллектуальные и духовные реформы, нуждалась в надежном и достойном доверия лидере. Им не мог быть кто-то иной, кроме римского понтифика. Однако, как мы уже видели, друг Герберта Арнульф Орлеанский лишь незадолго до этого заявил, что в Риме отсутствуют какие-либо признаки культуры, духовность и чистота. Понимание Оттонами задачи императорской власти влекло за собой возвышение папской власти из ее провинциальной ограниченности и коррупции до уважаемого положения в Европе.
В 996 г. Оттон праздновал Пасху 12 апреля в Павии, где итальянские владыки снова подтвердили его избрание королем. Пока он находился там, от римлян прибыли посланцы с просьбой назвать имя нового папы вместо умершего Иоанна XV. «Это ознаменовало возврат к порядку, установленному Карлом Великим и Оттоном Великим: король назначил нового папу, за чем последовали выборы и посвящение его в духовный сан» (Роберт Хольцман). Кандидатом Оттона был священник Бруно - внук Оттона I, который правил как Григорий V. Когда он умер, Оттон назначил Герберта - первого папу-француза, который правил как Сильвестр II. Оба папы взяли для себя программные имена, имевшие сакрально-политическое значение. Как Григорий Бруно должен был воплощать Григория I - этого величайшего из пап, правивших в Риме в поворотный момент истории; как Сильвестр II Герберт должен был вместе с Оттоном III - новым Константином - возродить священное единство империи, примирив Рим (оба Рима), церковь и христианство. Оттон считал Юстиниана своим первым предшественником на посту императора Запада; на своих императорских печатях Оттон изображен как греческий василевс с густой бородой. На торжественных праздниках Оттон появлялся как «монократор», облаченный в розовый далматик, расшитый золотыми орлами; его туфли были украшены орлами, драконами и львами - зверями, символизировавшими в древности королевскую и императорскую власть. Его официальное одеяние - мантия была обшита 365 маленькими колокольчиками, по одному на каждый день небесного годового цикла. На иллюстрациях, украшающих его рукописи, мы видим императора, принимающего знаки признания его власти от четырех держав его империи - Рима, Германии, Галлии и Склавинии; он сидит на троне в окружении священнослужителей и светских магнатов.
Оттон обладал явно развитым пропагандистским чутьем: все, что он делал, говорил, приказывал, должно было иметь определенную программную значимость. Намерения и притязания империи должны были провозглашаться не только в его указах, которых от него ожидали, но и посредством материальных предметов и символов. Византийская дипломатия уже многим была обязана тому пристальному вниманию, которое греческие императоры и их светские и церковные официальные лица уделяли таким вещам, как дары с сакрально-политическим значением, почетные награды, короны, браки с порфирородными принцессами и более дальними родственницами, - все это жаловали согласно рангу получателя, который мог быть «другом», патрицием или угрожающим принцем-варваром, которого желательно было привлечь на свою сторону. Этот пример не остался незамеченным в Риме, где папы перенимали символы власти, одеяния, троны и стиль императорских хартий для своих торжественных церемоний.
Оттон III отчетливо понимал, что папская власть, которую видят, превозносят и признают как власть в мире, представляет для него опасность. В январе 1001 г. он поменял свой священный титул «слуга Иисуса Христа», принятый им всего лишь годом ранее, на титул «слуга апостолов». В этом качестве сам император стал представителем Святого Петра, который считался правителем Patrimonium Petri, то есть Папского государства. Притязания папы на роль правителя Папского государства (и многого чего еще, помимо него) основывались на поддельном «Константиновом даре», дарах и подтверждениях даров, сделанных рядом правителей, начиная с Пепина и заканчивая Оттоном I в 962 г. К Оттону III обратился с просьбой его немецкий папа Григорий V вернуть под власть папы восемь округов Пентаполиса. Эта просьба, прозвучавшая в 996 г., получила отказ; и не были подтверждены уступки, сделанные папству Оттоном I, закрепленные в документе, известном как «Оттонианум». В конечном счете Оттон III возвратил восемь округов «своему» второму папе - своему наставнику Сильвестру. Это было сделано «из любви к владыке Сильвестру», но этот дар был адресован Святому Петру, а хартия, сообщающая о нем, содержится в императорском манифесте. Борьба за власть между папой и императором, за которой, затаив дыхание, в последующие века наблюдали люди, «борьба за Рим», главенство в христианском мире уже началась. Оттон III так определяет свою позицию: «Мы утверждаем, что Рим - столица мира; мы торжественно заявляем, что Римская церковь - мать всех церквей».
В своем имперском городе Риме
