ибо в конце предложения стояла точка. Илья покрутил головой и направился к лестнице мимо кабинок с висящими куртками. Школа, судя по заполненным раздевалкам, работала, и Илье совсем не хотелось встречаться с учениками – плакат с правилами намекал, что встреча с ними не будет очень приятной.
Второй этаж представлял собой самый обычный коридор советской типовой школы с большими окнами по одну сторону и дверями кабинетов по другую. Илья медленно и осторожно шел по паркету, прислушиваясь к пульсирующей в ушах тишине. Он приблизился к двери одного из классов, прижал ухо к прохладной поверхности. В глубине кабинета слышался едва уловимый шелест страниц и невнятное далекое то ли мычание, то ли стон. Вдруг стон стал громче, превратился в длинный вопль, и вместе с ним прозвучал сильный уверенный школьный звонок. В классе зашуршали громче, кто-то негромко засмеялся, а Илья отскочил от двери, как ошпаренный и бросился дальше по коридору, надеясь найти какую-нибудь подсобку или учительскую. Встречаться с учениками в этой чертовой школе ему совсем не хотелось.
За поворотом коридора ему попалась дверь со стеклянной вставкой и табличкой «Учительская»,но Илья сразу отмел мысль о том, чтобы затаиться там – на стекле багровело свежее размазанное кровавое пятно. Бестолково петляя по коридору, он увидел небольшой закут с дурацкими усеченными дверями, не доходившими до пола и потолка сантиметров десять. В просвете торчали швабры и оцинкованное ведро. Илья бросился в эту выемку, перевернул ведро дном вверх и скорчился, словно петух на насесте, тихо прикрыв двойные створки.
Школьные коридоры наполнил гомон и смех – он увидел в просвете около пола ноги в сандалиях и сползших колготках. Дети звонко выкрикивали что то, весело болтали, но Илья не понимал ни слова – казалось, что какие-то звуки удваивались и утраивались, растягивались и наоборот убыстрялись, отчего речь была похожа на какофонию, издаваемую то заедающей, то слишком быстро прокручивающейся пластинкой. Послышалось звонкое шлепанье о пол чего-то тяжелого и дробный топоток множества ног, и ему показалось, что мальчишки играют в мяч. К широкой щели его закутка подкатилось что-то круглое, и он зажал рот рукой – это была вздутая, синяя голова со стесанным кончиком носа и гнилым обрубком шеи. Илья судорожно перевел дыхание, про себя читая какую то выдуманную молитву, ибо ни одной молитвы он не знал и не помнил – голова принадлежала Осташу.
Звуки в коридоре все меньше напоминали гомон школьной толпы – послышались дикие завывания, рычание и чавканье. В просвете закута мелькали кеды и девичьи туфельки с цветами на мысках, парусиновые тапочки и кроссовки, многие из них промокли от крови. Он скорчился на своем ведре, зажмурился и старался считать частые перестуки сердца, чтобы не прислушиваться к происходящему в коридоре. Весь этот кошмар прервал звонок, и дети, весело переговариваясь на неизвестном языке, разбежались по классам. Хлопнули двери, Илья осторожно распрямился, приоткрыл створку на пару сантиметров и выглянул в коридор. Посредине яично-желтого паркета расплылась кровавая лужа, смазанная несколькими маленькими следами подошв, валялись кишки и еще какие-то кровавые ошметки. Он судорожно вздохнул, подавляя тошноту, и вышел из своего укрытия.
Послышался металлический скрип и неторопливые шаги, и Илья схватил швабру из закута, выставив ее вперед, как пику. Из-за дверей, ведущих на лестничную площадку, показался мужчина в спортивном костюме, волочивший ведро с водой. Он поставил его на пол и поковылял, сильно припадая на левую ногу, к Илье. Все лицо его было перечеркнуто грубыми шрамами, кисть левой руки отсутствовала – из закатанного рукава торчала глянцевая культя. Жуткий калека что-то промычал ему, открыв рот и показав обрубок языка, и взялся единственной кистью за швабру, потянув на себя. Илья выпустил швабру из рук, чувствуя, что калека не опасен, и направился к лестнице. Сзади послышалось шлепанье – уборщик, намотав на швабру тряпку, возил по луже крови. Почувствовав на себе взгляд Ильи, он махнул рукой в тупичок, которым заканчивался коридор. Потом показал на лестничную площадку и выставив перед собой скрещенные руки. Илья кивнул и направился к тупичку – черт его знает, не подставил ли его калека, направив туда.
В коротком аппендиксе, которым заканчивался коридор, не обнаружилось двери, зато прямо в окне блестела медью замочная скважина. Он вставил ключ, потянул окно на себя - оно открылось, а ручка, вдруг легко подалась и вывалилась из рамы, оставшись в его руке. Он раскрыл окно пошире и вышел во двор того же детского сада.
-За этим я в школу ходил, значит… - протянул Илья, подбрасывая тяжеленькую ручку на ладони.
Он вернулся домой, когда на Воркуту легли мягкие сиреневые сумерки. В Дупликации странно текло время, ему казалось, что там он пробыл всего пару часов, а здесь уже прошел день. Тихо падал крупный снег, и прохожие будто замедлились, плавно и медленно перемещаясь в снегопаде, словно рыбешки в аквариуме.
Илья сел на жалобно охнувший диван, оперся локтями на колени. Гибель Надьки отдавалась в душе какой-то странной тоской – ему казалось, что он заранее лишился чего-то ценного, как будто в лотерее выпал семизначный номер, отличающийся от того, что был на его билете, только одной цифрой. Как будто что-то увели прямо у него из-под носа, оставив с жалобным провожающим взглядом. Он не влюбился в Надьку, но те мысли и чувства внутри, связанные с ней, слишком резко обрубили, заставив его испытать неожиданную боль.
Илья взял смартфон, набрал Кире – он понятия не имел, что ей сказать, но был уверен, что именно сейчас стоит объясниться. Жена отозвалась привычным насмешливым тоном, который, как он сейчас осознал, раздражал его:
- Ну что, спаситель человечества, поностальгировал по малой родине? Когда вернешься?
Она не спросила, нашел ли он Вовку.
- К тебе – никогда, - с удовольствием сказал Илья.
- Нашел юную воркутянку? – Кира не сбилась с ироничного тона. – Кто она? Подавальщица в столовой? Или, может, более интеллигентная личность – аж продавщица в ларьке?
- Пошла ты нахер, - не принял он игру.
- Градов, заканчивай ерундой страдать. Я нашла новый отель на Мальдивах, забронировала на март. Постарайся к этому времени не растерять человеческий облик, мне не улыбается торчать на курорте с поношенным тобой, я ж понимаю, что ты там пьешь беспробудно.
Кира нажала отбой, и Илья швырнул телефон на диван. Посмотрел на переливающиеся огоньки «Мечты» за окном, и быстрым шагом направился в прихожую.
В кафе в этот день было особенно шумно – гуляли несколько компаний, и ему достался
