такого не думаешь. Ты просто доволен тем, что мы его собрали. Ну, все, можно разбирать, говоришь ты, и мы так же методично отделяем детали друг от друга и раскладываем их на полу. И только когда все они лежат в определенном порядке, ты убираешь их в коробку. Замка больше нет.
***
Когда я только приехал в этот город, я ходил на мост чуть ли не каждую ночь. Меня почему-то туда тянуло, я проходил его целиком два раза: сначала в одну сторону, к черной башне, потом разворачивался и шел обратно, к двум светлым. После этого шел домой и засыпал, для того, чтобы на следующую ночь совершить такую же прогулку. Эти прогулки занимали у меня несколько часов – я не торопился. Останавливался у каждой скульптуры, подолгу рассматривал каждую деталь, возможно, пытался с ними разговаривать, но они мне, конечно же, не отвечали. В темноте все они были похожи на тени, кутающиеся в тумане. Я кутался в туман вместе с ними, ходил по этому мосту медленно, как заколдованный. На нем всегда было много людей, они ходили в десять раз быстрее, чем я, фотографировали статуи со вспышкой на свои маленькие фотоаппараты и недовольно косились в мою сторону, когда я мешал им сделать очередной ненужный кадр. Как-то раз я уселся на мостовую напротив статуи святого с пятью звездочками над головой, лицом в сторону черной башни, которая отсюда была похожа на видение, или на поэзию на незнакомом языке – была столь же неуловима и призрачна. Я сидел так минут тридцать, сложив руки и смотря куда-то вдаль, ничего толком не видя. Мимо меня проходили люди, некоторые из них оглядывались на меня с недоумением во взгляде, некоторые просто проходили мимо. Возможно, они думали, что я молюсь. Возможно, они думали, что со мной что-то не так – за все мои ночные прогулки по этому мосту я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь уселся в его центре таким же образом. Наверное со мной и было что-то не так, но уселся я потому, что хотел подумать и не смог найти лучшего места и времени, чтобы этим заняться. Перед тем, как я уехал в этот город, я написал ей письмо, в котором сказал, куда я уезжаю, и как меня можно найти, но помимо этого, назначил ей свидание. Как раз на этом мосту, через полгода после того, как я уехал. Это был, безусловно, очень глупый и наивный поступок. После того, как я ей это письмо отправил, я подумал, с абсолютной уверенностью, что она никогда сюда не приедет. Я редко в чем в своей жизни был уверен больше, но спустя какое-то время и какое-то количество моих ночных прогулок, этой уверенности у меня поубавилось, и я начал думать, что она вполне может приехать. Почему бы и нет – это же так просто. Что может быть проще – купить билет на самолет, прилететь в чужой город и пойти на его главный мост в час ночи для того, чтобы встретиться с человеком, который от тебя уехал, настолько поспешно, что даже не посчитал нужным сказать об этом лично. Было глупо надеяться на то, что все будет именно так, но я надеялся. Поэтому и ходил на этот мост каждую ночь – чтобы изучить его и чтобы говорить хоть что-то, когда она приедет. Рассказывать ей об ордене иезуитов и том, зачем эти скульптуры поставили на самом деле казалось мне гораздо более простой вещью, чем говорить о том, как мне было без нее одиноко. Говорить о святом с пятью звездочками вокруг головы, или о рыцаре, который стережет реку, было гораздо легче, чем попросить её остаться со мной. По крайней мере, мне казалось, что это легче.
Я сидел в центре моста и думал обо всем этом. Голова моя уже почти опустилась на руки – со стороны стало окончательно похоже на то, что я молюсь. Надо мной с криком пролетела стая чаек, я вздрогнул, и понял, что очень замерз. Я поднялся, потер ладони друг о друга и быстро, почти бегом, пошел прямо. Мне стало казаться, что статуи перестали быть экстатическими и восторженными – напротив, сейчас они смотрели на меня с укором в своих каменных глазах, я ощущал исходившее от них презрение, поэтому старался идти как можно быстрее, но не сорваться на бег, чтобы не показать, что я их боюсь. Я выскочил с моста не на той стороне реки, на которой я жил, поэтому возвращаться мне пришлось по другому мосту – по нему ездили машины и на нем не было ни единой скульптуры. По тому я больше никогда не ходил, ни единого раза. Не знаю, почему. Возможно, потому что дата назначенного мною свидания была на следующий день после моего бегства. Возможно, потому что я перестал видеть в этом мосте магию и успокоение, и стал испытывать перед ним страх. Не знаю. Знаю только то, что с тех пор я ни разу на него не ступил. С тех пор он мне только снился.
Во снах я всегда был на нем один. Кроме скульптур, конечно. Они как раз никуда не делись. Я почти никогда не проходил его полностью – уж явно не так, как в моих ночных прогулках. Иногда я доходил до каменного рыцаря с блестящим мечом, иногда – до масштабной композиции с турком и пленными, но никогда не выходил через светлую башню в ту часть города, где я жил. Всегда возвращался и просыпался ровно в тот момент, когда подходил к черной башне. Такой сон снился мне очень долго и очень часто. В нем я расхаживал по мосту и ждал, когда она придет. Она никак не приходила, но я продолжал расхаживать широкими шагами, курить сигарету за сигаретой, смотреть на реку с разных сторон моста и задавать одни и те же вопросы всем статуя поочередно. Во сне они не казались мне страшными или грозными, наоборот, они скорее были такими же, как я – неуверенными в себе и слегка растерянными. Наверное, именно такими они, если задуматься, и были – вся их изначальная горделивость и осознание служения единой высшей цели потерялись в веках, наводнениях и разных музеях, остались только прежние величественные позы и миллионы людей, которые не обращают на них никакого внимания, проходя мимо. Я был таким же, только не из камня, на меня тоже никто не обращал ни малейшего внимания и
