Правда или нет, Калерия не знала.
А вот то, что гражданин Осляпкин, на которого соседи жаловались еженедельно, почитай, обретался в прямой видимости от третьего дома по бульвару, ее почему-то не удивило.
Губы растянулись в улыбке.
Вот к Осляпкину она и наведается, раз уж местный участковый с этим спиритуалистом доморощенным сладить не способен. Наведается, а там… там будет видно, что да как.
Калерия вовсе не собирается лезть в дела чужие.
Она… просто проверит.
Жалобу.
Раз уж рядом будет.
Узнает, что за люди наведывались в первую квартиру, что за тело выносили и почему наследили на лестнице белым порошком, которого в делах гражданских быть не могло. Саурская взвесь применяется лишь там, где надо отыскать следы магии.
Калерия бросила взгляд на часы. Что ж, если повезет, Сам и вправду убрался на совещание, а Леночка… Леночка всегда знает чуть больше, чем ей положено. Правда, делится знанием она неохотно и то лишь со своими.
Калерия своей значилась.
К счастью.
Глава 9
Ниночка разглядывала нового жильца через лорнет. Лорнет она нашла в театре и прибрала, здраво рассудивши, что если иные люди не могут за вещами уследить, то это не Ниночкины проблемы.
Лорнет был хорош.
На ручке резной, щедро позолоченной, да и сам крохотный, будто игрушечный. Самое оно, что нужно, чтобы интеллигентность свою показать, если уж очками не обзавелась.
Мысль эта, донельзя здравая, посетила Ниночкину голову, как водится, в самый неподходящий момент: когда Ниночка разогревала солянку.
Она даже замерла.
На минуточку.
Моргнула, удивляясь тому, как прежде не додумалась-то! Очки! Вот чего ей не хватало в этой жизни для того, чтобы жизнь наладилась!
– Доброго дня, – новый жилец Ниночку тоже разглядывал и с интересом, к чему она в принципе была привычна, а потому милостиво кивнула, показывая, что очень даже не против этакого интересу.
Лорнет качнулся и замер, уставившись стеклянным глазом в кастрюлю, содержимое которой вид имело до крайности неприглядный. Нет, готовила-то Ниночка распрекрасно, все ж хоть слабенькая, а ведьма. А что за толк от ведьмы, даже борща сварить не способной?
Но солянка – это не борщ.
Застывая, капуста слипается, схватывается жирком, словно речушка наледью. И в ней этакими лодчонками замирают куски сальца, резаные сосиски, куски колбасы.
Впрочем, снизу зашипело, заскворчало.
– Свят, – представился жилец и носом дернул, хотя пока солянка и не пахла даже. Покосился на кастрюльку, а после и на Ниночку с ее лорнетом, который она поспешно подняла, то ли заслоняясь от этого вот… то ли красуясь.
– Ниночка, – произнесла Ниночка серьезно. На всякий случай.
Если она и вправду решит в ведьмы податься, то серьезность тренировать надобно, пусть не на кошках – к кошкам ведьмы относились с немалым уважением – но на соседях.
И подбородок подняла выше.
И лорнет тоже.
Неудобно. Вот недаром его потеряли. А за очками Ниночка сходит. Это ж всем известно: стоит на нос очки нацепить, и уже не просто так буфетчица, но глубоко интеллигентная особа. Правда, с очками если, то в зубах ковыряться несподручно, но тут уж Ниночка что-нибудь да придумает.
Можно ведь тишком.
Пока никто не видит.
– Очарован, – низким голосом произнес Свят. – Не думал, что здесь встречу столько очаровательных дам…
Комплимент был встречен еще одним кивком, правда, мысленно Ниночка поморщилась. Кто ж так комплименты-то делает? Очаровательных дам… нет, Эвелинка симпатичная, это да, но вот остальные… в каком месте они очаровательные?
А еще и дамы.
Меж тем солянка потихоньку разогревалась, таял жирок, отходила капуста, и сладкий аромат ее заполнял кухоньку, заставляя Свята дергать носом.
Ниночка же маялась.
Угостить?
Или обойдется?
Не то, чтобы солянки было жаль. Все одно она столько не съест, а на завтрашний день у нее котлеты имелись, свежайшие, из телячьего фаршу, которого в буфет завезли всего-то семь кило, и на все семь желающие имелись, да только Ниночка, не будь ведьма, додумалась добавить в фарш булочки.
Яичек.
Жменьку манной крупы. Оно хуже не стало, просто…
…дело не в солянке или котлетах. Дело в конкретном мужском экземпляре, который сидел в опасной от Ниночки близости и старательно ей улыбался, то ли еды выпрашивая, – вечно они голодные, – то ли просто пытаясь показать интерес свой. И вот как ей быть? Покормишь, потом привяжется, станет следом ходить, вздыхать, комплиментами мучить.
Или вот таскать свои гвоздички да пялиться с печалью вселенскою во взгляде, как несчастный Гришенька, который вот повадился Ниночку с работы провожать. Мол, у нее сумки тяжелые. Конечно, тяжелые, она ж при буфете работает, с чего им легкими-то быть? Но своя-то тяжесть не тянет.
А Гришенька, пусть добрый и старательный, но глуповат.
Станет вопросы задавать.
Или еще чего…
Она мотнула головой. Ну его, комсомольца недоделанного, от которого кроме гвоздичек взять нечего. В этом плане жилец выглядел ненамного перспективней. Не молод. За тридцать точно, может, чуть и больше, но седины в волосах нет. Не то, чтобы нездоров, болезни Ниночка не чуяла, скорее уж этакую характерную усталость, что появляется в людях, которые долго и тяжко работают. От этой простым отдыхом не избавиться.
Кто он?
На рабочего не похож. Руки чистые.
Военный? Если так, то не при больших чинах, иначе одною бы комнатенкой, куда Ниночка, говоря по правде, нос сунуть пробовала, но благоразумно отступилась, почуявши угрозу, не довольствовался бы. Жены нет. Детей нет.
Подозрительно.
– А вы чем занимаетесь? – поинтересовалась Ниночка, глянув искоса, пытаясь разглядеть приметы женатости или хотя бы обыкновенного женского присутствия. Но нет… одежонка на нем чистая, но не глаженая, и рубашонка на локте, конечно, штопана, однако как-то грубо, наспех. Женщина бы аккуратней латку поставила и уж точно не взяла бы голубенькую для красно-черной клетчатой ткани.
– Да… служу понемногу. Вот, в милицию приписали, – ответили ей.
И латку потрогали.
В милицию… с одной стороны, конечно, почетно, а с другой, вон, соседушка, сколько лет при чинах, а об расширении только и мечтает, не говоря уже о собственной квартирке.
– А вы?
Нет, Ниночке этакий поклонник ни к чему.
