недель, чтобы говорить в присутствии соглядатаев? Не сильно много на нас с Вами двоих этих самых соглядатаев? – спокойно, но между тем твердо, проговорил я.
- Но именно я пришла к Вам, вы уже давно не делали попытки встретиться со мной, - пошла в свою атаку девушка с задатками великой женщины.
- Если дело касается женщин, то не считаю вежливым навязывать себя, тем более, что попыток встретиться с Вами я сделал предостаточно, чтобы понять о отсутствие вашего желания видеть меня. Но полно об этом, Екатерина Алексеевна. Вопрос в другом, Вы здесь, и я рад этому. А обоюдные претензии не способствуют беседе жениха и невесты. Как Вы смотрите на то, чтобы прогуляться в саду? Погода солнечная, а дорожки почищены, - говорил я и вглядывался в бездонные серо-зеленые или больше все же карие глаза. Цвет был непонятен, но глаза были глубокими, наполненными смыслами.
Эта девушка не могла быть пустой, только занимающейся одеждой и поиском развлечений – что я некогда для себя взял во главу угла образа Екатерины. До болезни считал ее глупой, но глуп был я, если не усмотрел разума в девочке. Ну и еще… теща постаралась внести свою деструктивную лепту.
Мы вышли во двор, направились в сторону Зимнего дворца. Не того, большого, способного вместить всю императорскую семью, а только лишь один из больших домов в Петербурге, может и не самый просторный, по крайней мере, не удовлетворяющий потребностям императрицы Елизаветы и ее двора. Но тут был парк, и он был прекрасен, пусть и не большой.
- Вы боитесь выходить замуж не по любви? – задал я вопрос своей невесте, от которого она вздрогнула.
- Я буду стараться Вас полюбить, Петр Федорович, - ответила после паузы Екатерина.
- Пусть любовь это и работа на двоих, но старание, думаю, не поможет. Пока я бы хотел, чтобы Вы стали для меня близким другом, а я для Вас. Мы будем супругами, но еще хотелось бы стать друзьями и соратниками, - я остановился и взял Екатерину за руку, от чего она вздрогнула.
- Как Вы это видите? – спросила Екатерина.
- В мелочах. Мелочи составляют большее, - говорил я, не отпуская руки Фике, впрочем, она не спешила ее убирать. – Вы дарите подарки придворным дамам, прислуге и может это и хороший ход. Но, если мы соратники, дарите от нашего имени, как уже от семьи, я даже могу быть в доле деньгами. Потом будут начинания, и я буду ждать от Вас и в этом поддержки. Ну и без интриг за спиной – предательства не потерплю.
Екатерина выдернула руку и вначале с испугом в глазах, а после и с неким вызовом посмотрела прямо в глаза.
- Я поняла, - твердо произнесла девушка и направилась в обратную сторону, показывая тем самым, что хочет завершения разговора.
Констатация факта встречи – она не случилась продуктивной. Может я и твердолобый и не правильно себя повел, но и мне не нравится, что пришла такая вся из себя, облагодетельствовала, а потом в дневниках напишет, как урод Петька угрожал ей и грубил, или еще чего наскребает пером, чтобы очернить меня. Нет, пусть сразу понимает, что я не дам себя сожрать.
- Тимофей! – позвал я камердинера, который намного лучше справлялся со своими обязанностями, чем Бурнхольц, который оставался с приставкой «обер», то есть главный. К чести голштинца нужно отметить, что без полного контроля от Брюммера он начинает проявлять себя с лучшей стороны.
- Ваше Высочество! – зашел в комнату Евреинов.
- Большой букет самых красивых роз отправь Екатерине Алексеевне. И еще… нет вестей от Ивана Ивановича Шувалова?
- Вестей нет, о букете понял. Позвольте высказать восхищение, как скоро вы стали чисто говорить на русском языке, - Евреинов поклонился.
- Полноте, Тимофей Герасимович, - отмахнулся я.
* **
Петербург
Февраль-март 1745 г.
День Рождения прошел феерично, и это не фигура речи. Был фейерверк, что-то вроде ночного бала. Елизавета вообще постоянно устраивала праздники по ночам.
Государыня исполнила «русскую», я потанцевал с Екатериной. И в целом, невеста вела себя благосклонно. Может потому, что у нее в покоях не успевали застаиваться цветы, может из-за подарка – приятного ожерелья с еще более приятными брильянтами, которое обошлось мне аж в полторы тысячи рублей. Я, можно сказать, ухаживал за принцессой, а точнее, по моему указанию, ей делал подарки Евреинов. Но на то я и Великий князь, чтобы давать указания исполнителям. Сам же все больше занимался собой.
Прибыл учитель фехтования некий Франческо Костелано – итальянец, который был с одной стороны мастером клинка, с другой же, его искусство было заточено на дуэльные поединки, но в меньшей степени для боя. Месяца два позанимаюсь с ним и попробую кого из гвардейцев в качестве спарринг-партнеров.
Я входил во вкус, иметь молодое тело, обладать отличной реакцией и присущее мне, Сергею Викторовичу Петрову, упорство и характер это второе дыхание, попытка сделать еще лучше, чем было в иной жизни. Начиная добиваться вполне неплохих результатов, я с фанатичным рвением увеличивал нагрузки. Для сравнения – после болезни ни одного отжимания сделать не получилось, сейчас три подхода по десять делаю. И еще я расту. Стать более чем двухметровым гигантом не суждено, вряд ли получится догнать деда в этом, но то, что буду ростом выше среднего, точно.
Исследователи моей личности уже в современном периоде утверждали, что я был метр восемьдесят, не меньше, тот же Мельников писал об этом, я когда-то читал, правда без пристального внимания, сильно умная книженция оказалась. И я действительно не низкий, ну а остальное дело труда и системных тренировок.
Так вот о Дне Рождения. Иван Иванович Шувалов оказался прохвостом еще тем и подарил мне тридцать тысяч рублей, те, что я просил за молниеотвод. Сам же, небось, за него от императрицы захочет получить больше. Ну да ладно, других подарков так же хватало. Угодил Бестужев-Рюмин, преподнеся турецкий ятаган с украшенным камнями эфесом. Имел я слабость к холодному оружию, пусть и не был в прошлой жизни ни разу фехтовальщиком.
Но во время любых приемов и празднований меня озадачивала главная, как я считал, проблема – отсутствие команды. Все окружающие люди были угодливы, старались
