– Ладно, – я тряхнула головой, отгоняя мерзкие мысли. – Вернёмся к «бабочкам».
– И они же – наши бараны, – она улыбнулась. – Я нашла их следы, Рада. Я исколесила всю страну, изучая подходящие для «бабочек» места, и нашла следы здесь, в городе. Их ни с чем не спутать и ничем не прикрыть. Когда «бабочки» ищут подходящее тело, то снуют повсюду в виде одноименных насекомых, но! – и проклятая красноречиво подняла указательный палец в знак внимания. – Не каждый человек обладает нужными знаниями, чтобы обратить внимание на странную бабочку.
– То есть к нам залетело то, что в наших широтах не водится? – благодаря дяде я немного понимала в повадках этих членистоногих и чешуекрылых. – Какой-нибудь махаон?
– В точку, – Гульнара удовлетворённо щёлкнула пальцами. – Подвид ussuriensis, самый крупный махаон, обитающий в Приморье.
– Светлый и с двумя красными точками на краях крыльев у… хвоста? – дядя, что бы я без тебя делала… Не зря ты три недели гонялся за этой заразой, а потом радостно приседал мне на уши.
– В одной из расцветок. Но для тех, кто не в курсе, это просто бабочка. Крупная, необычная, но мало ли нас окружает вещей, на которые мы не обращаем внимания, или, обращая, не придаём им значения?
…а потом платим за это, читалось в подтексте. Я зябко повела плечами.
– Я изучала специализированную прессу, – продолжала ведьма, – и искала странные случаи, ведь ученые или увлечённые любители не могут не заметить насекомое, которому не должно обитать там, где оно оказалось. Особенно зимой.
Ну да… Без комментариев.
– И я штудировала Сеть – посты, фотографии, замечания. Я жила этим… лет семь, пока не нашла, что искала. Здесь, – она хлопнула ладонью по подлокотнику кресла, – в этом парке, был сделан очень любопытный снимок. Конец весны девятого или десятого года. Цветущая сирень. Центральный парк открыт после затяжной реконструкции, о которой трубят все городские газеты. Длинные статьи и чёрно-белые снимки – клумб, скамеек, кустов. И на одном кусте сидело вот это.
Гульнара протянула левую руку, и на тыльной стороне её ладони мягко расправило крылышки обсуждаемое насекомое. Тёмная паутинка линий, светлые «прожилки», чёрное кружево окантовки крыльев с красными точками внизу, у «хвоста».
– Ничего не замечаешь? – в голосе проклятой послышалось лукавство.
Я отрицательно мотнула головой и пожала плечами.
– Тогда посмотри сюда, – и на второй её руке возникла другая бабочка.
Разница была видна невооруженным взглядом. Очень похожи, но вторая мельче, изящнее, и на нижних крыльях, кроме красных, нашлись и синие пятна, по шесть штук с каждой стороны. И густое кружево верхних крыльев – не сплошь чёрное, а полосатое: тёмная полоса края – светлые пятна – серая полоса – опять чёрная – и опять крупные светлые пятна. И последний ряд перед тельцем – вперемешку: серое пятно, чёрное, светлое, чёрное…
Я рассматривала бабочек с толикой неприязни. Вот за что люблю Сибирь, так за то, что здесь полгода зима плюс четыре месяца подготовки к ней, и насекомых очень мало, если не считать снежных «мух». При дяде я своё отношение сначала скрывала, а потом поняла, что ему пофиг. Как любая увлечённая натура, он часами показывал и рассказывал – и слушал лишь себя, и любовался своей коллекцией сам.
Первая бабочка шевельнула крыльями, и я вздрогнула, отшатнувшись. Крылья двигались асимметрично, вразнобой – одно шло вверх, а второе вниз. И при этом паутинная вязь растеклась по крыльям, как пролившиеся чернила, меняя рисунок, и на секунду мне померещилась чужая морда лица – прищуренные чёрные глаза без белков, противная ухмылка…
– Заметила, да? – стряхнув вторую бабочку, Гульнара ловко схватила первую и сунула её в карман платья. – А люди не видят. Привычные образы так давно стали частью человеческой жизни, что детали уже не заметны, лишь смутный образ отмечается краешком мозга, когда возникает в поле зрения. И нечисть вовсю этим пользуется.
Я поёжилась.
– Когда «бабочка» подселяется к человеку, то, захватывая тело, она теряет крылья. Конечно, со временем их заметает пылью и землей, но если знаешь, где примерно случилось подселение, то выкопать крылья несложно. Это и есть главный след. Капризы природы и время над ними не властны.
– В парке? – мне стало не по себе. Я же там каждый день хожу и в ус не дую…
– Да. И на месте нахождения первой пары крыльев я оставила первую же зацепку-метку. С тех пор полянка с сиреневыми кустами могла измениться сто раз… а могла остаться прежней. Смотри, Рада. Здесь и сейчас – смотри. Найди деталь, которая выбивается из общей картины. Она укажет на место – на реальное место в реальном парке. И на направление поисков. Только так я могу что-то подсказать, – она грустно вздохнула. – Извини. С памятью… очень плохо. Я смутно помню лишь отдельные места, где находила доказательства и оставляла метки. И так и… пропала. Вы, пройдя тем же путём, найдёте меня. Должны найти. Как и доказательства моей правоты.
– Почему ты не сообщила о находке ведьмам Круга? – я встала.
Её смешок был горьким и злым:
– А я сообщила. Я собрала доказательства. Я же просто хотела предупредить об опасности… – Гульнара откинулась на спинку кресла и сердито фыркнула: – А они меня высмеяли! Высмеяли и выгнали в шею! Для них моих данных оказалось недостаточно! Они мне не поверили!
– И ты пошла искать доказательства поубедительнее? – догадалась я.
– Да, – сухо подтвердила ведьма.– И оказалась там… где оказалась.
– «Нетопырь» сказал, от тебя пахнет некой нечистью, – я осматривала парк. – То есть нашла?..
– Вероятно. Не помню. Использовать моё тело и силу нечисть не может – «уголь» защищает нас от одержимости, – но перед их магией я уязвима, как обычный человек, – проклятая зачем-то поправила шляпу и равнодушно пояснила: – Если «бабочек» много, если они врезали по мне панической атакой… Да, вполне возможно, что это воздействие разрушило некоторые участки моего мозга, и я… потерялась. Но я жива, и меня можно найти. Ищи, Рада. Пожалуйста. Найди меня.
Я не ответила, озираясь. Сухая листва летом – это нормально, у нас всегда плохо убирались, да и лето такое жаркое, что кое-где деревья начали желтеть по-осеннему. Кусты – обычные, вдоль аллей. Небо тоже обычное – вечерне-закатное. Воздух… ничем не пахнет, как и в любом сне. А вот деревья, вернее, одно конкретное… За кустами в хаотичном порядке зеленели берёзы и рябины, и среди них сверкало… что-то. Из-за густых ветвей не разобрать, что именно, но деревья точно не светят – ни ранним вечером, ни вообще. Фонарь?
– Время, – голос Гульнары стал тусклым, безжизненным. – Пора.
Я обернулась. Она сидела в кресле, сжавшись и сгорбившись по-старушечьи.
– Будильник. Слышишь? Он зовёт обратно. Не выключай его. Заведи на все дни, пока… ищешь. Пусть звенит напоминанием. Я соскучилась по общению и могу надолго задержать тебя здесь. А нельзя. Ты не выдержишь – можешь и не проснуться. Если нашла деталь, уходи. Как в прошлый раз, – и сипло напомнила: – Только не рассказывай обо мне, ладно? Хватит и нашей с братом помощи. Я оставлю подмогу. Символ поиска. И буду приходить с новыми письмами, отвечать на твои вопросы, а он…
