замерз, словно сейчас на улице было минус тридцать по шкале Цельсия.
Вновь надев краги, я подцепил краешек капота и поднял его.
— Черт подери! — невольно вырвалось у меня.
Клейст тут же подскочил и заглянул внутрь.
— Матерь Божья! — воскликнул он, видимо, решив, что враг рода человеческого тут не помощник.
И восклицать было отчего: вся арматура подачи воздуха, да и сам баллон были покрыты толстым слоем инея. Я глядел на эту сюрреалистическую картину с полнейшим недоумением. Повернулся было к механику, чтобы поделиться с ним своим изумлением, но увидев, что он делает, изумился еще больше.
Клейст лупил себя кулаком по голове, и только то, что эта самая голова была защищена толстым кожаным шлемом, спасало его от сотрясения мозга. Но мало того, он при этом еще и бормотал себе под нос. Прислушавшись, я разобрал:
— Вот тебе, пустая башка! Ведь знал же! Ведь учил же! Ведь…
— Николай Генрихович, — прервал я это самобичевание. — Что вы делаете? Вы понимаете, что произошло?
— Естественно! — раздраженно бросил он. — Ведь слушал лекцию по таким процессам, а тут не смог сразу сообразить. У-у, пустая башка! Он вновь занес было кулак над своей головой, но я перехватил его руку.
— Прекратите, Николай Генрихович. И раз уж вы слушали лекцию, перескажите ее мне, хотя бы вкратце, хотя бы основные тезисы. В отличие от вас, я вообще полный профан в этой теме.
— Хорошо.
Клейст переключился на конструктивную волну, хотя все еще был раздражен.
— Я сейчас не буду вдаваться в теорию, для полного понимания происходящих в нашем случае физических процессов нужна определенная подготовка. Просто констатирую: если газ резко расширяется и при этом так же резко теряет давление, то и температура этого газа стремительно падает.
— Понимаю: в цилиндры пошел воздух, охлажденный до низких температур. И пар, соединившись с этим холодным воздухом, превратился в воду.
— Именно. И нам еще очень повезло, что двигатель не испортился. Ведь вода в цилиндрах, во-первых, смывает смазку, а во-вторых… что вы знаете о гидравлическом ударе?
Я честно порылся в памяти. Если про охлаждение газа я еще смутно что-то мог вспомнить — например, про баллончики от сифона, то про гидроудар…
— Ничего не слышал, — покачал я головой.
— В таком случае, поверьте на слово: жидкость несжимаема. И если вместо пара в цилиндре окажется вода и поршень попытается ее выдавить через отверстие золотника, то запросто может выдавить патрубок из корпуса цилиндра. А может и сам цилиндр разорвать.
Да уж! Мне резко поплохело. Знал бы я, к чему может привести моя затея, сразу бы продвигал долгий вариант с конструкцией дополнительного подогрева пара. Нам, конечно, повезло. Но все равно прежде, чем возвращаться, пришлось разбирать двигатели и просушивать цилиндры.
— Скажите, Николай Генрихович, — задал я вопрос, когда мы благополучно вернулись домой, — если ограничиваться кратковременными импульсами воздуха, одна-две секунды, не более, это может повлиять на работу двигателя?
— Надо посчитать. Все дело в том, что слишком длительный импульс ведет к переохлаждению всей системы, а слишком короткий не дает нужного эффекта ускорения.
— А вообще, стоит ли ломать себе голову над этим устройством или лучше будет сразу приступить к разработке системы перегрева пара с помощью горелки?
— Вообще-то, конечно, сжатый воздух — это тупиковый путь. Но с подогревом пара мы можем элементарно не успеть к сроку. Так что давайте, я попробую сперва посчитать, а потом, независимо от результатов расчета, начнем с вами строить мобиль будущего.
— Вы думаете, будущее именно за такими устройствами?
— Уверен. Может, не сразу, может, поначалу только спортивные мобили, но будут использовать этот механизм. И если мы с вами успеем его сделать первыми и запатентовать, то денег на нашу общую цель будет у нас вполне достаточно.
Я неспешно катил по тракту в сторону поместья Тенишевых и размышлял. Нет, все это давно уже было передумано. Просто хотелось еще раз проверить свои логические выкладки.
Наверняка нынешний князь после трагических событий тридцатилетней давности свою внучку искал. Разумеется, он делал это не сам: зачем ноги бить, когда слуги есть. Вот, к примеру, он отдал приказ, и какое-то количество людей отправилось на поиски. Надо думать, о судьбе дочери он был к тому времени вполне осведомлен и надежд насчет ее судьбы не питал. А вот о внучке мог бы и порадеть, да и проследить её путь для понимающих людей несложно. Можно, к примеру, опросить трактирщиков, предоставив им описание княжны. За пару ассигнаций расскажут, когда девушка прибыла, когда убыла, и что кушала на ужин. Но по словам Шнидта поиски успехом не увенчались.
Хорошо: допустим, что княжна, опасаясь отца, умудрилась спрятаться. Для этого достаточно снять квартиру в мало-мальски большом городе и какое-то время, с месяц — другой, не выходить из дома. Если есть с собой деньги, то и накормят, и напоят, и в лавках все потребное раздобудут. Но не верю я, что князь искал внучку лишь один-два месяца. Наверняка поиски велись минимум с полгода. А учитывая временные параметры, мать вышла замуж как раз через пару месяцев после побега. И это наводит на интересные мысли.
К примеру, мог ли слуга обмануть своего хозяина и не искать девицу Травину всерьез? Или, к примеру, найти, но князю не доложить? Или даже найти, наплести с три короба и выдать замуж за мещанина якобы для того, чтобы скрыться от преследования Травиных? Запросто. Давняя обида, тихая месть… Кто знает, какие скелеты скрываются в темных шкафах родового поместья Тенишевых.
Почему я так думаю? Потому, что князь, зная о судьбе внучки, наверняка следил бы за ее жизнью. А, может, и настоял бы на переезде к нему в поместье. Он ведь, если старый артефактор не соврал, дочь свою любил. И почти наверняка перенес бы эти чувства на внучку. А раз не следил, значит, скорее всего, считал внучку погибшей или, по крайней мере, безнадежно пропавшей.
А поскольку некий слуга утаил от своего хозяина правду, глупо признаваться в письме открыто: мол, так и так, дорогой князь, я твой правнук. Во-первых, гипотетический недоброжелатель может просматривать почту своего господина и не допустить к нему потенциально опасное письмо. Ну и посетителя, соответственно. А во-вторых, если мои предположения верны, ни к чему обозначать себя перед возможным противником. Что если этот самый слуга решит каким-нибудь радикальным образом избавиться от угрозы в моем
