я, наверно, знаю, что мать ребенка – писаная красавица – года три назад ушла с кем-то[221], и т. д. Живет ВИНЕР в 2-х комнатах: одна – очень маленькая и очень бедно обставленная – служит ему рабочим кабинетом, тут же на диване он спит; вторая комната больше и светлее, там живет его ребенок – девочка 372 лет[222] со своей няней. Обстановка и в этой комнате очень убогая. Сам ВИНЕР производит впечатление измученного, болезненного человека с опухолями под глазами, но несмотря на свои 48 лет, вид у него все-таки моложавый.
Мы вместе с ВИНЕРОМ завтракали и заговорили. Я указал ему на свой портфель и объяснил, что приехал в Москву вообще повидаться с некоторыми моими знакомыми, у которых я должен черпать материал для третьей книги моего исторического романа «Без дома»[223], я привез сюда часть своей рукописи, льщу себя надеждой, что он, ВИНЕР, не откажется давать мне некоторые консультации и как критик, и как автор исторического рассказа «Колев АШКЕНАЗИ»[224], который мне очень понравился.
В первой половине нашего разговора (длившегося 3 часа) он рассказал мне о том, как он работал над своим рассказом, и давал мне указания литературного порядка. Видно было, что он очень польщен моей высокой оценкой его литературной работы: разговор протекал в очень дружественной обстановке. Я, между прочим, коснулся такого момента: у меня в книге затрагивается работа разных партий за границей. И вот меня интересовали детали о работе социал-демократов и сионистов. Интересовало это меня потому, что где-то я слыхал, что ВИНЕР когда-то был сионистом… Но он охотно говорил о социал-демократах и ни слова – о сионистах, работу которых он, по его словам, совсем не знает. И я решил, что он или что-то скрывает, или это подтверждает другой вариант: что ВИНЕР до вступления в компартию был только в социал-демократической партии, а сионистом не был[225].
Другая половина разговора была посвящена разным киевским общим нашим знакомым. Он выразил свое удовлетворение по поводу того, что вовремя уехал из Киева, а то бы ему, наверное, несдобровать, потому что он в Киеве, в бывш[ем] еврейском институте, где он работал[226], был окружен темными и плохими людьми, которые копали на него… А «копали» они на него, по его словам, что он был человеком глубокой принципиальности, и к тому же не могли простить ему то, что он когда-то был в «Бое»[227], хотя как только он узнал, что один из лидеров «Боя», Фельдман, троцкист, он сразу ликвидировал эту организацию…[228]С гневом он отзывался теперь о писателях БЕНДАС, БАЛЯСНОЙ и ШТУРМАНЕ, которые работали вместе с ним в институте[229]. Они, мол, ни разу тогда против него не выступали; а как только его исключили из партии и партком послал в Киев человека по его, ВИНЕРА, делу[230], эти же писатели «наклеветали» на него и изобразили его как политического негодяя…
С досадой и некоторым разочарованием говорил он о бывшем научном секретаре быш[его] евр [ейского] института – о Л. ШЕХТЕРЕ[231]. «С ним, он говорит, был я в хороших товарищеских отношениях. ШЕХТЕР дал мне даже рекомендацию куда-то; а недавно я узнал, что этот самый ШЕХТЕР, который дружески помог мне уйти из института, теперь пишет заявления на меня»… По ходу разговора мне стало ясно, что ВИНЕР и теперь, хотя изредка, переписывается с ШЕХТЕРОМ. От него же, между прочим, я узнал, что ШЕХТЕР когда-то, в дореволюционные время, был еврейским религиозным оратором и выступал в синагогах…
Прощаясь с ВИНЕРОМ, я лишний раз извинился за то, что разбудил его, и поинтересовался, почему он так поздно спит. Он грустно вздохнул и сказал, что засыпает только на рассвете и что он страдает от бессонницы и – что ему вообще трудно, так как он должен заменить ребенку своему отца и мать. Я почувствовал, что человек этот очень тяготится своим одиночеством. Он попросил обязательно зайти к нему еще раз. Я воспользовался его гостеприимством и 5/IV вторично навестил его.
Опять пришел к нему в 12 ч[асов], опять разбудил, опять завтракал с ним, – и опять 3-х часовой разговор…
На этот раз я принес ему в подарок одну мою книжку, с надписью. Он пожал мне руку и, кстати, вспомнил, что он на днях получил от меня письмо с хорошим отзывом о его «Колев АШКЕНАЗИ». Он сказал мне, что письмо это его тронуло, потому что «в последнее время его хорошим словом редко кто балует, и что по моему письму видно, что не перевелись еще честные люди в писательской среде»…
На этот раз разговор шел исключительно на тему о взаимоотношениях между писателями. Я рассказывал ему о киевских писателях и их работе; а он в свою очередь говорил о московских. Все-таки я старался меньше говорить, а больше слушать его… Вот его мнение о некоторых писателях:
О ФЕФЕРЕ[232]: Не плохой поэт, но очень много вреда приносит евр [ейской] литературе своим политиканством, отравляет атмосферу насаждением лести, подхалимства и групповщины.
О РЕЗНИКЕ[233]: Самый интересный евр [ейский] поэт. Сугубо советский человек. Несмотря на то, что РЕЗНИК был в Бунде («без году неделя»…) он все-таки более советский, чем ПОЛЯНКЕР, который теперь заворачивает всеми делами еврейской литературы, благодаря ФЕФЕРУ[234].
В таком же восторженном тоне ВИНЕР говорит и о ВОЛКЕНШТЕЙНЕ[235], и о Нистере-КАГАНОВИЧЕ (Харьков)[236]. Он просит меня обязательно передать этим писателям сердечнейший привет.
(Тут, кстати, надо заметить, что РЕЗНИК и ВОЛКЕНШТЕЙН являются «соратниками» ВИНЕРА по организации «Бой»; а НИСТЕР – самый ближайший к ним человек, основоположник еврейского реакционного символизма.)
Просил он меня также передать киевскому евр [ейскому] критику ДУБИЛЕТУ (бывш[ий] сионист)[237], что он негодяй, чтоб он больше не крал у него, у ВИНЕРА, статей и не выдавал их за свои…
Этот, последний, «привет» (ДУБИЛЕТУ) я по приезде в Киев не передал; зато я сразу же по приезде передал привет РЕЗНИКУ… Был при этом А. КАГАН[238]. РЕЗНИК очень обрадовался привету и сказал, что ВИНЕРА вообще исключили из партии по вздорным причинам, и сказал в шутку, что одной из этих причин было то, что ВИНЕР не сказал в парткоме, что его бывшего тестя Н. ЛУРЬЕ арестуют в июне…[239]
О московских евр [ейских] писателях ВИНЕР сказал приблизительно следующие:
«Против меня работает здесь, скажу прямо, “трест”, состоящий из поэта ФИНИНБЕРГА, критика ОЙСЛЕНДЕРА и поэтессы
