Не просит, не угрожает. Шепчет. Смотрит ласково, прямо улыбается весь, типа добрый доктор.
Руки тянет.
Я тоже тяну – будто ставлю между ним и собой стену.
Острый запах лекарств мешает. Отгоняю его, убираю руку. Всё! Юра прорвался. Схватил меня? Обнял?
– Тихо, Дым, ну что ты, что ты так? Ты же наследница Ордена, тебе нельзя плакать.
Он издевается? Он всё-таки обнимает. Удивительный человек. Я уже не понимаю ни черта. У него руки дрожат и вообще какие-то странные.
– Вот именно! Я наследница. А вы тут меня…
Вот сейчас мне стало страшно. Аптекарша эта… Где она? На полу, на красивом кафеле. По кафелю разноцветными лужицами растекаются лекарства и, наверное, не только они. Глаза всё ещё щиплет. Наверное, тут разбилось что-то спиртовое.
И ещё нашатырём пахнет! Ненавижу его со времён аварии. Я сидела на бордюре и мне пихали его под нос. Он пахнет тухлым мелом. Здесь тоже есть нашатырь? Я почему-то думала, что здесь, в Захолустье, только отвары, притирки, зелья и прочие сушёные жабы. А тут вон, как у нас. Может, тут и ещё кое-что найдётся?
Я выворачиваюсь из Юриных рук. Вглядываюсь, нагибаюсь, перебираю бутылочки и коробки. Аптекарша лежит совсем рядом, я её обхожу. Потом выдвигаю ящик прямо над её головой, роюсь в нём. Бинты. Грелки. Нет, не то, не то!
– Ты что ищешь? – Юра подходит ближе.
– Вам помочь? – интересуется аптекарша, лёжа на обломках прилавка.
Такая фраза вежливая, привычная. А голос аптекарши дрожит. Дичь!
– Успокойтесь! – я нависаю над ней. – Где у вас кофе?
– Кофта? В комнате, сзади. Там ещё пальто есть. Берите! Всё берите, только больше не трогайте!
– Что?
Я не понимаю. Что я ей сделала?
– Дым? Тебе помочь? Что ты хочешь найти?
Юра рядом. Опять и снова Юра рядом. Опекает меня, как там у нас дома тётя Ира Щедровицкая своего особенного Диму. Я теперь тоже особенная, да? Опять?
– Я кофе ищу! Вдруг у них здесь есть кофе? Как лекарство. Ты знаешь, что кокаин раньше был лекарством и его продавали в аптеках? Ты вообще знаешь, что такое кокаин?
Юра мотает головой.
– Нет, Дым, нет. Не знаю. Ты мне потом расскажешь. Мы пойдём домой, и ты мне всё расскажешь по дороге.
– Я не хочу домой!
– Ну, значит, не домой!
Я всё ещё смотрю на ящик с бинтами и грелками. Потом на лицо аптекарши. Она морщится, отводит взгляд. У неё на щеке порез.
– Извините! Я не хотела вот так. Оно само!
Я только сейчас заметила, что стена стала бледнее и светила теперь почти как ночник, как светлая неяркая лампа.
– Да, конечно… – женщина морщится. – Так что вас интересует?
– Меня интересует кофе! Это такой коричневый порошок, его заливают водой и варят в джезве… в ковшике! А потом добавляют сахар и молоко.
Аптекарша облизывает губы. Отворачивается и говорит, выдыхая на каждом слове:
– У нас… такого… нет… но могу… я… предложить… Вам…
Она со свистом вдыхает едкий воздух. Кашляет, кашляет, по подбородку бежит слюна вперемешку с кровью. Это я её так?
– Не бойтесь меня, пожалуйста!
Я отворачиваюсь. Мне самой от себя страшно. Хочется плакать. Но может, это тоже от спирта в воздухе.
Юра меня подхватывает. Он тёплый, с ним спокойно.
– Ты здесь чего хотела взять?
– От жара что-нибудь. И ещё блеск… тьфу… Бальзам для губ.
– Сейчас сделаем.
Юра шагает по битому стеклу.
В дверь аптеки стучат. Юра переворачивает табличку стороной «закрыто». Опускает шторы. Копается в ящиках. Кладёт в карман своего пальто картонную белую коробочку, размером с мой кулак, а потом вторую – поменьше, жестяную, с узором из цветов. Наверное, мы должны за них заплатить. Но у меня нет денег, а Юра, услышав мой вопрос, просто отмахивается. Ну да, как-то странно: мы разнесли аптеку, мы напугали аптекаршу, а теперь оставим пару монет за маленькую покупку. Но иначе это будет воровство.
– Сколько с нас? Я занесу деньги завтра.
Аптекарша мотает головой. Приподнимается, садится. И выдыхает, дрожит, шепчет. Я не могу разобрать, наклоняюсь, она отшатывается. Я выпрямляюсь и говорю громко:
– Простите меня, пожалуйста…
Женщина прикрывает глаза ладонями. Там тоже порезы.
Юра почему-то тыкает меня кулаком в спину.
– Ты не виновата!
Вообще-то нет, но да. Это не я, это экран. Он меня не отпускал, я была его частью! Под эмоциями реально работаешь как под гипнозом или под наркозом. Сложно себя контролировать. Никогда больше не буду смотреть на экран!
Я всхлипываю. Юра делает шаг вперёд.
– Ты не виновата, тебя спровоцировали.
– Пожалуй, да.
Теперь мы смотрим друг на друга. Мне хочется прикоснуться к Юре, но что-то мешает. Будто мы сейчас в разных измерениях. Или я опять поставила невидимую стену. Как у меня сегодня такое получилось?
– Всё будет хорошо, Дым.
– Согласна.
Говорить нормально не получается, но молчать тоже странно. Ещё труднее.
Спать хочется. Аптекарша убирает руки от лица, потом снова опускается на кафельный пол. Я поворачиваюсь в сторону. Смотрю на кафель. Серые шестиугольники, оранжевые, тёмно-зелёные. Лужица лекарства, пустой флакон. Я наступаю на него, он хрустит как орех. Красота! Ещё! Ещё! Хрясь!
Юра опять меня перехватывает. Мешает топать! Да надоел уже!
– Ты чего за мной таскаешься?
– Я тебя берегу!
– А я просила?
– Ларий просил! Это его приказ.
– Что просил? Вот так за мной шпионить?
Он не понимает слова.
Я больше не топчу пузырьки, я плачу. Юра снова меня обнимает. Я говорю на русском, он не понимает. Я тоже не особо понимаю сейчас слова. Меня знобит. И ещё этот чёртов чулок. Всё, что в нём порвалось.
– Мне юбку надо поправить.
– Поправляй, я отвернусь.
– Зеркало нужно.
– Вон их сколько, тебе какое?
Аптекарша шевелится. Юра кричит:
– Затихла, быстро! – он наклоняется, смотрит в упор на аптекаршу. Пьёт её страх, как густую прозрачную жидкость. Я прямо вижу это.
И мне страшно и противно. Как у себя там, когда я увидела в театралке воспоминания Глеба Гордеева.
– Не трогай её, Юра, пожалуйста.
Я снова плачу. Слеза ползёт по щеке, чулок по ноге. Юра держит меня крепко-крепко.
– Давай помогу.
– А ты в этом разбираешься, в завязках этих?
Он усмехается. А я ведь правда о нём почти ни черта не знаю. Он Юра, он меня снова спас. И у него потрясающие пальцы!
Что же будет с нами дальше? Мы… мы уже «мы»? Вместе?
Глава X
– Куда теперь? – спрашивает Юра, когда мы стоим на крыльце.
