— Отвечаешь за жаровню! — бросил тогда декан без лишних разглагольствований, всё недовольство профессор выразил ударом хлыста. Прошли недели, а шрам на щеке Подлиниуса всё ещё был багрово-красным. Хлыст у Фенвила Вендикса оказался острее ножа. При взгляде на этот шрам Квинт изнывал от чувства вины, хотя понимал, что случайно выдал однокашника профессору.
Вилникс вздрогнул и отступил в сторону.
— Что ж, будь моим гостем, — проворчал он, прислонившись к колонне.
Квинт засучил рукава и стал забрасывать в жаровню хворост, вязанку за вязанкой. Он старался держаться подальше от огня. Давным-давно в пожаре погибли его мать и старшие братья, с тех пор Квинт всячески сторонился языков пламени.
— А я в тебе ошибался, — протянул Подлиниус, лениво потягиваясь. — Ты не похож на остальных тупых воспитанников. На Тонсора и этого вечно улыбающегося Фина. Все они одинаковы.
— Фин мой друг, — напомнил Квинт, не отрываясь от работы.
— Они делают всё, что им скажет неотёсанный Фенвил, — продолжал гнуть своё Вилникс. — Но ты, Квинтиниус, другой. Только подумай, меня наказали за то, что мой зубоскал заболел! Это же нечестно!
Квинт закусил губу и кинул в жаркое пламя новую порцию хвороста. Он слышал это уже не раз. Каждый вечер Подлиниус повторял одну и ту же историю.
— Почему меня так не любят? — визгливо спрашивал Вилникс. — Знаю, оттого что я умнее. В этом дело. Я умнее всех однокашников, рождённых и воспитанных в Санктафраксе. Мой покровитель — сам профессор Тьмы, один из Высочайших Академиков, так-то! Поэтому мне завидуют, отсюда такая ненависть!
Взгляд Подлиниуса ожесточился, и Квинт уже знал, что за этим последует.
— Если только я узнаю, кто донёс на меня декану. Я… Я… — Вилникс задохнулся, на его лице отразилась смесь гнева и жалости к самому себе.
— Что ж, — Квинт почувствовал, что краснеет. — Почему бы тебе не пойти на ужин, а я закончу работу. Сегодня обещали бифштекс из ежеобраза.
Вилникс с минуту молчал.
— Да, Квинтиниус, ты не похож на остальных остолопов. Я не забуду этого, обещаю тебе, — развернувшись, он медленно потащился к выходу.
Сходив ещё четыре раза в кладовые за хворостом и разогрев жаровню, Квинт понял, что не чувствует под собой ног. Тяжело вздохнув, он опустился на корточки и, не двигаясь, сидел так несколько минут. В таком состоянии и нашёл его Раффикс Эмилиус.
— Только не говори, что помогаешь этому жалкому, кислому балбесу! — взмолился он, укоризненно покачивая головой. — Зачем тебе это, Квинт?
— Ну, Вилникс не такой уж плохой, — попробовал отбиться Квинт, поднимаясь на ноги.
— Да? — недоверчиво спросил Раффикс. — А я слышал, что он чуть не заморил голодом своего зубоскала. Ничего удивительного, что Фенвил вышел из себя. Моя бы воля, я бы выкинул такого из Рыцарской Академии. — Он нахмурился. — Я вот чего не пойму, Квинт. Что ты взялся ему помогать?
— Ученики должны держаться вместе, — тихо произнёс Квинт.
— Это все знают, но совсем необязательно отбывать за другого наказание.
— Ты не понимаешь, Рафф. — Квинт вспыхнул от стыда. — Просто я… — Он огляделся по сторонам и, убедившись, что никого нет, сознался: — Я проболтался, что Вилникс не кормил зубоскала. Фенвил услышал мои слова случайно. Из-за меня получается Вилникс ходит со шрамом.
Раффикс заморгал.
— Ну да, это, конечно, неприятно, но лентяй получил по заслугам. — Он покачал головой. — Теперь я понимаю, почему ты помогаешь Подлиниусу. Ты очень честный человек, Квинт. — Раффикс обнял товарища за плечи. — Послушай, старина, я поговорю с деканом. Посмотрим, может, он сменит гнев на милость и смягчит Вилниксу наказание. Тогда он справится со всем один, а ты в свободное время сможешь поупражняться в верховой езде. Кстати… — Старшекурсник расплылся в улыбке. — Ты не хочешь сегодня покататься со мной?
Квинт не поверил своим ушам.
— На плацу? Ты не шутишь? Пойду оседлаю Пуха! Р
аффикс вскинул брови.
— Не вздумай повторить это при Фенвиле, — крикнул он вслед Квинту. — Помни, никаких имён!
Но вот в коридоре послышался шум. После напряжённого рабочего дня На факультет возвращались зубоскалы-тяжеловозы. Отворились тяжёлые двери, и гоблины в грязных ботфортах и меховых шляпах ввели внутрь уставших, потных зубоскалов самых разнообразных расцветок: рыжих, чёрных, бурых, серых, пегих и в яблоко. В стаде был даже один альбинос — белоснежный с розовыми глазами. За хвосты и шёрстку зубоскалов цеплялись густые колечки тумана.
Стадо возвращалось с топчака Западной Лестницы. День напролёт они вращали гигантское колесо из свинцового дерева. Колесо поднимало и опускало с помощью лебёдки огромную форсунку, обогревающую летучую скалу, на которой был воздвигнут Санктафракс. Считалось, что это сделает скалу менее летучей.
Квинт тем временем лез по колонне к Пуху. Мимо него устало скакали с «ветки» на «ветку» вернувшиеся на факультет зубоскалы.
Вскоре подоспело стадо с топчака Восточной Лестницы. Весь день оно выполняло ту же работу, обогревая скалу уже с другой стороны. В конце дня нескольких зубоскалов направили в Нижний Город, но и эти должны были с минуту на минуту вернуться. Как бы то ни было, факультет снова загудел.
— Здравствуй, Пух, — улыбнулся Квинт, ласково поглаживая своего зубоскала по носу. — Ты скучал по мне? Пора поразмяться!
Юноша накинул на спину питомца седло из тильдячьей кожи, зубоскал радостно закричал.
Зубоскалы, проработавшие весь день на Восточной Лестнице, уже карабкались на «ветви». После жгучего мороза животным не терпелось погреться на тёплых насестах. К слову сказать, именно жаровни Фенвила Вендикса надоумили профессоров Света и Тьмы искусственно обогревать летучую скалу.
Конечно, это было временное решение. Каждый день тратилось огромное количество древесины Дремучих Лесов, а дровосеки с неохотой работали в такой холод.
Корабли Лиги, прорвавшиеся сквозь пиратский кордон, регулярно привозили древесные срубы. Лафовое дерево горело превосходно, но купцы старались брать на топку менее драгоценную древесину. Кроме того, бури легко выводили из строя корабли с пустыми трюмами, и те терялись в открытом небе.
С причалов дерево забирали городские гномы и глыботроги. Погрузив брёвна на телеги и повозки, запряжённые ежеобразами, они доставляли их на Якорную Площадь Нижнего Города, и на рассвете новая порция древесины отправлялась в форсунку.
Квинт бросил последний взгляд на уставших зубоскалов и снующих с вёдрами прислужников.
— Пойдём, Пух, — сказал он, залезая в седло. — Нужно найти в этой суматохе Раффикса.
Проурчав, Пух спрыгнул с «ветки» и приземлился на пол зубоскальни. Там их уже ждал Раффикс верхом на большом буром зубоскале, которого он растил с самого рождения. Друзья вместе отправились на плац.
