хмурые стены, угрюмые дубовые двери и лица жителей Виндхельма, смотревших на него с откровенным презрением и брезгливостью. Но он не был на них в обиде: он точно так же смотрел бы на грязного, оборванного, много дней не мывшегося человека, от которого, наверное, пахло, как от помойки, который медленно хромал вдоль узких улиц, толкая плечом спешивших навстречу прохожих и удивлённо вертя головой. Он шёл без смысла, без цели, просто куда несли ноги. Несколько раз ему попадались на глаза нищие оборванцы, и он полагал, что ему самому суждено пополнить их ряды. Вообще, Виндхельм Мордану не нравился: слишком холодно, слишком узкие улицы, слишком обветшалые стены, слишком суровые лица у прохожих. Нет, это точно не тот город, где он хотел бы жить.
Неожиданно в разговоре двух нордов, мимо которых Мордан прошёл, прихрамывая, он услышал фразу «… в доках вчера грузили…», и сразу же память услужливо достала слова, произнесённые с шипящим аргонианским акцентом: «… поищщщи меня в доках Виндхельма». Он остановился, развернулся, догнал тех двух прохожих и вежливо поинтересовался, как попасть в виндхельмские доки. Норды осмотрели его откровенно брезгливо, но в общих чертах объяснили дорогу. Мордан поблагодарил и отправился искать те самые малопонятные доки. Разумеется, он заблудился в лабиринте змеившихся улиц, и пришлось ещё трижды спрашивать дорогу, прежде чем ноги вынесли его к огромным воротам высотой в четыре человеческих роста. За воротами обнаружилась древняя каменная лестница, по которой он спустился и оказался в оживлённо-многолюдном порту Виндхельма. К длинным пирсам было пришвартовано несколько кораблей, на широкой каменной площадке между ледяной на вид рекой и высоченной городской стеной громоздились кучи ящиков, бочек и мешков. На специальных растяжках сушились рыболовные сети, на других растяжках вялилась разнообразная рыба. В толпе обычных людей, сновавших туда-сюда по порту, иногда мелькали городские стражники — в кольчугах, шлемах, с мечами или секирами на поясе или за плечом.
— Простите, не подскажите ли вы, где я могу найти аргонианина Ищет-Правду? — обратился Мордан к первому попавшемуся, которым оказался серокожий данмер с густыми седыми волосами, стянутыми в хвост наподобие конского. Но соплеменник даже не взглянул в сторону Мордана. Ничего не ответил ему ни босмер в зелёной куртке со странной бахромой по бокам рукавов, ни норд с плоским лицом и курчавой светлой бородой до середины груди. Зато нищий оборванец, сидевший у стены с протянутой рукой в ожидании милостыни, услыхал его вопрос и подсказал:
— Ящерицы все вон тама обитают.
И махнул рукой в сторону притаившегося в укромном уголке барака. Мордану было совершенно нечем отблагодарить сердобольного побирушку, и он лишь пробормотал: «Благослови тебя Кинарет!» и устремился в указанном направлении.
На пороге барака сидел скрестив ноги очень тощий аргонианин, одетый в такие лохмотья, что даже Мордан в своей давным-давно не стираной одежде рядом с ним смотрелся щёголем. Аргонианин имел чешую грязно-серого цвета, на голове у него красовалась маленькая корона из четырёх острых рогов. Глаза его были затянуты мутной плёнкой.
— Я ищу аргонианина Ищет-Правду, — сказал ему Мордан.
Плёнка с глаз исчезла, открывая узкие вертикальные зрачки в жёлтых глазах без радужки.
— Ты ищщщешшшь его, он ищщщет правду, и неизвестно, кто кого найдёт раньшшше, — пробормотал ящер и издал какие-то странные клекочущие звуки. Мордан не сразу понял, что это смех.
— Он там? — спросил Мордан, указывая на дверь.
— Может быть, — пожал плечами аргонианин.
— Я могу войти?
— Можешшшь, но учти, что в этом болоте водятся очень зубассстые крокодилы, — равнодушно ответил ящер, но потом вдруг схватил Мордана за руку холодными липкими пальцами. — Не одолжишшшь мне немного денег? Совсем немношшшко?
— Извини, у меня самого нет ни гроша, — сказал Мордан.
Аргонианин сразу утратил к нему всякий интерес, его глаза снова подёрнулись мутной плёнкой. Мордан открыл дверь и шагнул внутрь.
В бараке пахло болотом, трухлявым деревом, пылью, несколько тусклых светильников освещали довольно просторное помещение, сильно захламлённое разными мешками, ящиками, катушками канатов, какими-то инструментами. Вдоль трёх стен стояли двухэтажные нары, возле четвёртой стоял большой стол, за которым сидело несколько аргониан. Мордан стал присматриваться, пытаясь найти того, кого искал, но почти сразу услышал резкий вопрос:
— Что тебе тут нужно, чужак?
Вопрос задал крупный маслянисто-чёрный аргонианин с массивными закрученными назад рогами. Он сидел во главе стола.
— Доброго дня! — ответил Мордан. — Я ищу…
— Э, да это же мой ссспаситель! — внезапно услышал он знакомый голос. Из-за стола поднялся другой аргонианин, тот самый, который был единственным собеседником Мордана в тюрьме. У Ищет-Правду чешуя была болотного цвета с затейливым узором из более тёмных, почти коричневых чешуек. Вдоль нижней челюсти у него торчали шипы. Голова была увенчана двумя крупными прямыми рогами, на макушке красовался пучок костяных пластинок, напоминавших перья.
— Я пришёл к тебе, — смущённо сказал Мордан, — потому что просто больше никого не знаю в этом городе.
— И ты правильно сссделал! — сказал Ищет-Правду, подходя и дружески похлопывая его по плечу. — Я не дам тебе пропасссть.
Аргонианин церемонно представил Мордана своим сородичам, в первую очередь обращаясь к тому самому чёрному здоровяку по имени Склизкий-Хвост, который оказался предводителем аргонианской артели. Отдельно он познакомил Мордана со своей невестой, щупленькой аргонианкой с симпатичными жёлтыми пятнами на щеках и маленькими рожками, украшенными множеством золотых и серебряных подвесок, которая носила довольно странное для человеческого уха имя — Прекрасный-Крокодил. Ищет-Правду попросил у Склизкого-Хвоста ссуду из общей кассы докерской артели, и, получив её, повел Мордана в город. На выходе они остановились возле того самого странного серого ящера, и Ищет-Правду ткнул в него пальцем и сказал Мордану:
— Это Ныряет-Глубоко. Ни в коем ссслучае никогда не одалживай ему деньги.
— Почему? — удивился Мордан.
— Он променял свой разум на ссскуму.
Ныряет-Глубоко приоткрыл один глаз и прошипел в ответ:
— Я сссамый разумный из здешшшних аргониан. Вы меняете сссвой труд на грошшши, а я ныряю ссс головой в сссамое счастье.
— Вот видишшшь, — сказал Ищет-Правду. — У него сссовсем мозги набекрень.
В городе они пришли в приличную таверну, и Ищет-Правду оплатил для Мордана ужин и ночлег, да ещё и дал денег на покупку свежей одежды. На протесты Мордана, который говорил, что понятия не имеет, когда и как сможет вернуть долг, Ищет-Правду отвечал, что это всё они решат завтра. В эту ночь Мордан, объевшийся вкусной — особенно после тюрьмы — еды, впервые за много дней спал на настоящей кровати, а не на земле, не на соломе, не на мху, и спал под крышей, а не в лесу, не в пещере и
