Дуэт.
Бомж смотрел на Веру с нескрываемым сожалением.
– Пойдем…– он потянул ее за рукав.
– Куда? – Вера Анатольевна провела рукой по лицу. Слез не было.
– Сама решишь,– он вздохнул.– Выбор есть, не сери…
Вера слабо улыбнулась и поплелась за Бруевичем.
Они подошли к трем отдельно стоящим металлическим коробкам, и бомжик ловко посбивал с них замки. Вера открыла рот, бомжик хитро усмехнулся и зачастил:
– Сигнализации то нету. Представь. Была б сигналка-то, кто б полез. Да им сейчас не до того, террористы опять же, мафия, чтоб ее. А мы тут чуть-чуточки похозяйничаем и все, подумаешь, замочки-заморочки… От кого прячутся, зачем прячутся…
Двери он, однако, открывать не стал или не захотел шут его знает.
– Ты это вот смотри. Дороги у тебя три. Вот это значится прошлое, – он указал на крайний справа от Веры контейнер,– а тут у нас настоящее, ну а туточки значит грядущее, вот… Вот и выбирай, стало быть, погляди, осмотрись особо не мешкай, но и не спеши, время то пока есть. Немного, но есть. Эта…
Он шмыгнул носом. Вера подошла к центральному ящику потянула дверь, и темное нутро контейнера взглянуло на нее. По коже пошли предательские мурашки, но Вера тряхнула головой, и вошла на всякий случай, оставив дверь широко открытой. Черт его знает, захлопнет еще придурок.
Внутри было никак, и внутри была еще одна дверь, только другая.
«Открывать?»– пронеслась мысль.
– Не боись,– донеслось с базара. Она толкнул ее. Дверь поддалась легко, и Вера увидела перед собой все тот же базар, залитый светом базар пустой и бесконечный… Постояла на пороге и вернулась назад.
Бомж Бруевич терпеливо теребил свою шапку на том же месте, что и раньше.
– Мне не сюда,– просто сказала Вера.
Бомж важно кивнул:
– Я так и думал. Ребенками тут не торгуют…
У Веры защемило сердце:
– Что? Что ты сказал?
Бруевич нагло ухмылялся во весь свой беззубый рот.
– А ты чего это разнервничалась? Думаешь особенная? Думаешь, не знает никто ничего? Мол, загадочная я такая? Да ладно ваши бабские горести и печали у вас на роже написаны и всякому читающему видны на раз.
«О чем он говорит?!»– ужаснулась Вера.
Бомж замахал на нее шапкой:
– Ой-ей-ей! Держите меня, не могу! Ты ж не рожала еще? Нет, вот тебе и твой канделябр. Вот тебе и беспокойство твое и ночные слезы. И неприятности все оттуда же, мужика опять же нет у тебя, потому что боишься их и нечего на меня глазами сверкать. Стоишь тут понимаешь… Жила б как все, вышла б замуж за пьяницу, нарожала б от него придурков пару и сидела б с ними сопли им вытирала… А нет же, мы вот бесплодные… Он, почему-то с ненавистью плюнул.
Вера стояла в очередном ступоре не было сил даже дать негодяю по роже.
– Иди, давай уже достала совсем, решай свои проблемы…– бомж махнул еще раз шапкой и нахлобучил ее на голову.
Вера сглотнула ком и вместо возмущения спросила:
– Решать? – разрозненные мысли неслись гремящим потоком.
– Решай, решай…
– Как? Это не возможно у меня действительно это бес…
Бомж скорчил рожу:
– Ты еще и тупая вдобавок? Ох, и выбрали… Иди, решай, твои проблемы не здесь не хрен мне голову морочить, возись тут с ними. Бесплодие, придумают же… Диагноз. Иди!
Вера шагнула влево и уже взялась за ручку, но почему-то отступила. Она оглянулась:
– Сскажите…
– Ну…
– Я смогу… ну потом после всего… Смогу иметь детей?
Бомж захохотал гулко и страшно, эхо пошло волной по базару отразилось от солнца ставшего вдруг нестерпимо ярким…
– За грехи наши…– пробулькал хохочущий.
«За грехи…» пронеслось в сознании Веры Анатольевны, и она решительно дернула дверь правого контейнера…
…И узнаете вы их
по плодам…
Произнес немолодой, уставший бомжик запирая за Верой двери контейнера:
– Укатали Сивку американские горки… Житие мое… Охо-хо…
х х х
Модель заброшенное кладбище. Время исполнения миссии ограничено.
Зомби вырастали из-под земли как грибы после дождя, вернее во время дождя, ибо холодный ливень не утихал ни на секунду. Земля на заброшенном католическом кладбище текла под ногами, и Коновалову стоило не малых трудов просто удерживать равновесие, не говоря уже о том, чтобы еще и сражаться. Хорошо хоть противник был медленным, но их было много, слишком много, невесть, зачем оживших в этот дождливый день мертвецов. Они лезли и лезли настойчиво, неторопливо, и было что-то ужасно тоскливое в этой неторопливости.
Пару раз уже пришлось отбиваться прикладом, и капитан посетовал про себя на то, что патронов осталось в обрез, а конца края кладбищу с его унылыми серыми ангелами и ржавыми решетками не было.
Нельзя было отвлекаться на мелкие стычки, нельзя было передвигаться быстро, невозможно было просто перевести дух. Они были всюду, сгнившие, бесстрастные, с хрупкими, неприятно лопающимися под тяжелыми ботинками капитана костями.
Коновалов вымок до нитки как в том полузатопленном тоннеле с гигантскими пиявками вчера, или это было не вчера? Рассудок вел себя странно, ему уже давно пора было просто исчезнуть, испариться, как испарялись в этом странном мире тела убитые… Убитые? Коноваловым.
«А я кто?» – влетела в голову дурацкая мысль, – «Я тоже мертвец, такой же зомби, как и они… Я ведь умер еще там, вместе со старлеем, но почему же мне нет до сих пор покоя?»
Коновалов чувствовал, что кольцо врагов сжимается, затягивается еще чуть-чуть и …
«Сожрут, как пить дать, то есть, есть…»
Этот способ умирания Коновалову не очень нравился. Из эстетических, наверное, соображений.
Он хмыкнул, зарычал. Ударил ближайшее тело от локтя, противно хрустнули кости грудины, на мокрую землю посыпались белые черви. Впереди темнело какое-то здание.
«Быстрее туда, иначе затянет пучина не вырваться… Вперед!»
Шуршание земли слева, руки, лиловые руки гребут землю…
«Быстрее!»
Дальше. Очередь вправо, одиночный влево. Еще немного. Есть! Калитка, замок. Черт, черт, черт! Снова шаги по мокрой земле за спиной, выстрел, мягкий звук оседающего тела, девчонка совсем молодая… Теперь в замок, лязг железа, последняя граната ослепительно треснула в сером мире, выиграно еще несколько мгновений жизни… Жизни?
Маленький домик из бревен. Убежище пусть не надолго, этого достаточно, передохнуть, просто посидеть на полу, отвлечься хоть на миг, но только сначала осмотреться… Вроде чисто. Слава богу!
Засов оказался крепкий. В двери стали ломиться уже через полминуты, но он пока что держал.
«Надо выбраться на крышу и осмотреться с высоты. Должен же быть выход из этого проклятого кладбища, напоминающего оживленный базар в часы пик».
Свеча
