…Наши кони готовы вполне
Дьяволу душу отдать,
Если ты удержался в седле,
Вместе отправимся в ад…
…Он ехал сквозь плотный туман, и ничего не было вокруг, и в то же время вокруг было все. Наверное, просто туман делал свое дело, а Всадник делал свое.
Пространство струилось холодом и пронзительной печалью. Звуков не было вовсе. Не скрипело седло, и даже Kонь, могучий Kонь неизвестной породы, не всхрапывал, не стучал подковами, и безмолвными оставались рыцарские тяжелые доспехи, в которые были закованы Всадник и его конь.
А быть может, и не было их, этих доспехов? И никакой стали, ни кирасы из заиндевевшего мрамора, ни хрустального забрала, ни шлема с диковинным плюмажем? Неведомо…
Иногда туман густел еще больше, становясь липким на ощупь и очень плотным, как битум. Он не оставлял следов на убранстве Двоих, но Всадник знал, что это Кровь.
А после все погружалось в темноту, и их силуэт превращался в белую точку на фоне зловещего космоса. Хотя почему зловещего? Космос и Космос. Наверное, Тот Кто Глядит Извне видел бы Их по-другому, но тот кто рассказывал мне о Всаднике видел все именно так.
Потом прекращалось и это, и опять приходили сны. А вслед за снами – Серебро.
Затем, обычно, шел дождь, из обычной воды, для тех, кто считает Ее обычной. Иногда мелкий, иногда нет. Но это было совсем нестрашно. Дождь нес Очищение…
И был Свет.
И тогда темнота наливалась сочными красками, настолько яркими, насколько позволяла видеть их красоту разрешающая способность видения тех, кто мог это Видеть. Тот же, кто мог только Ощущать, ощущал Музыку.
А Всадник ехал по радуге, заполнившей пространство, пускай совсем ненадолго. Хотя, трудно судить об этом, ибо не было Времени на Пути у Всадника, и не было более ни сожалений, ни чувств, ни скорби, ни слез…
И снова смыкался туман за Его спиной, и гасли краски, и Музыка утихала, исчезая, чтобы вернуться через сотни веков. Но все также грациозно ступал Его Конь неизвестной породы, безмолвный, но такой надежный и крепкий, что казалось материя самого Покоя следует за Ним.
Хотя… Может быть и не было никакого Коня? И шел Он пешком? Не знаю… Да и никто не знает об этом всего. Даже сам Всадник…
ХХХ
Тишина становилась невыносимой. Хотелось выстрелить, да так, знаете ли, со звоном, с брызгающим во все стороны стеклом, с надсадным воем сирен за окном. Да только где их взять, сирены? Негде. А славно было бы… Трах-бах. Штукатурка сыпется, щепки летят, гильзы горячие по полу стук… стук… Пистолет этот, блин, дьявольский… Зачем он мне? Кто-то из великих бойцов сказал негромко так, с достоинством, наверняка, типа мол: " Уж если ты вытащил пушку – не жди, не пугай засранца, а бей точно в лоб, ну, или на худой конец в ногу, а то взяли моду, пушек насобирают по карманам и ходют и ходют друг за другом, как пидорасы… А до дела доходит, начинают друг дружке угрозы рассказывать, а на курок жать, толи силы нет, толи жопы…" Я еще раз внимательно осмотрел оружие. Серьезная вещь, ничего нельзя сказать. Увесистая, солидная. С таким, небось, сам Ринальдо Ринальдини ходил, или как там его? Ходил значит, сигарой дымил, зубы желтые прокуренные обнажал в кривой ухмылке. Чего там, "круче нас только горы"… Какие там у них горы? Апеннины… или это полуостров, а нет… Как же их? Вулкан там точно присутствовал, Помпейский… Или не присутствовал, а просто… Ой, да ну его к монахам этого Ринальдини, может и не было его вовсе, а пистолетик-то вот он, присутствует. Мда…
Дела давно забытых дней
уйдут от нас как запах срани,
когда вечерний первый гром…
или снег?.. Парам-пам-пам не за горами?
Черт, какие же у них горы? Надо в атласе посмотреть, вспомнить бы только
куда я его засунул?
…А на некопаных дорожках
Идет удод на бритых ножках…
Звонок. Телефон кажется. Боже, какой же удод это звонит? Чур, меня, чур…
Аппарат сиротливо валялся в углу сразу за пустой трехлитровой банкой, синюшно отливая вывороченными внутренностями, навевая тоску и истошно вопя при этом. Единственно, что не вписывалось, в привычную до боли в зубах реальность, была валяющаяся рядом с ним, перемотанная изоляционной лентой трубка. Трубка с пошлой наклейкой, трубка видавшая виды и хранящая память миллиона самых разных ушей. Трубка ждала, она жаждала сообщить что-то и трясущаяся от непонятного ужаса, встревоженная, цепенеющая от непонимания рука, наконец, потянулась к ней.
– Да…
– Ой,– пискнула трубка, испуганным девичьим голоском.– Самуил Саваофович?
Вот-вот, именно так все и происходит. Звонит девушка по поломанному телефону и спрашивает Самуила Саваофовича. А потом: "Белые, белые, белые халаты…" Но так просто я не сдамся:
– Послушай, родная, какого тебе еще Саваофовича?
– Ой, я, наверное, ошиблась. Тут у нас такая путаница!
– Какая путаница? Вы кто?
– Я? Я Лена…
– Ну и дальше что?
– Дальше?
Возникла пауза, наверняка неловкая, не знаю как мне, а Лене так точно было неловко.
– Послушайте, а Вы точно не Самуил Саваофович?
Я медленно закипал.
– Вы откуда звоните?
– С телефонной станции. Извините, у нас тут такое творится! Погодите, это номер 9555666?
– Да…– номер действительно был мой.
– Ну вот, видите! – почему-то обрадовалась девушка.– А вы говорите…
– Да ничего я не говорю.
– Фамилия Ваша как, гражданин?
– Ринальдини, – мне тоже вдруг стало весело, какое ни какое, а развлечение.
– О…
– Не "О", а Ринальдини. Ринальдо ммм… Джанлуиджевич.
– Погодите не так быстро, я записываю. Джан… Как?
– Луиджевич, – любезно подсказал я.
– Луиджевич, – эхом отозвалась трубка,– Ну вот и славно. Адрес Ваш подскажите, пожалуйста.
Я подсказал.
– Спасибо. Вы в какой валюте оплачивать будете?
– Чего оплачивать?
– Как чего? Разговор. У Вас же сектор "Це"?
– Не уверен…
– Как это не уверен? Подождите…– в голосе неведомой Лены звучала неприкрытая обида, а в трубке вроде бы как зашуршали бумагой. И че они там с ней делают?
– Ринальдо Джанлуиджевич, у Вас уже и так задолженность за прошлый год, и за этот уже два месяца…
Ну, против этого я допустим, не спорил. Шут с ними со станцией этой телефонной, но какого дьявола…
– В целом выходит 118 тысяч 537 лархов 04 ксе. У нас все фиксируется.
– Сколько? – трубка показалась мне ужасно тяжелой.
– 118 тысяч 537, 04. – уверенно произнесла Лена. – После 120 тысяч задолженности Ваш аппарат будет отключен.