— Значит, я виновен в глупости, — не уступал сенатор. — И это не так мало.
Вер не стал возражать. Интересно, что сейчас чувствует Элий? Вер пытался это представить, но не мог. Тогда он впился зубами в руку повыше запястья. И, ощутив во рту вкус крови, подумал: «Наверное, что-то похожее на это…»
Элий тряхнул его за плечо:
— Юний, прекрати, не сходи с ума!
Вер разжал зубы и улыбнулся. Губы его были в крови. Разве он, Вер, может сойти с ума? О нет, никогда! Он всегда логичен.
— Элий, а ты исполнил свое главное желание? — спросил Вер.
У Элия дрогнули губы — будто хотел что-то сказать, но в последний момент не посмел.
— Ведь у тебя было главное желание? — продолжал допытываться Юний Вер, понимая, что доставляет Элию боль, но не мог остановиться. — Не пытайся спорить или врать. Я знаю — было. Ты исполнил его? Или… проиграл?
Элий отвернулся:
— Сейчас не время об этом говорить.
— Как раз наоборот. Скажи — да или нет?
— Нет, то, главное, я не исполнил, — признался он. — Я проиграл… тебе…
Всякий раз, когда Вер выходил против Элия, выигрывал Вер. Всегда выигрывал.
И свое главное желание Элий проиграл ему.
Повторно брать клеймо нельзя.
Одно желание — одно клеймо. А что он пожелал — неважно… Теперь уже неважно. Гладиаторы редко исполняют свои желания. Гораздо реже, чем кажется простым смертным. Едва попав на арену, они торопятся осуществить заветную мечту. Ту, ради которой они терпели столько лишений, ради которой явились в школу гладиаторов и ждали, ждали. Слишком долго ждали. Ждать еще, пока придет мастерство, уже нет сил. Едва ощутив под подошвами сандалий песок арены, они торопятся наверстать упущенное. И проигрывают. Ибо новички должны проигрывать умудренным ветеранам. А после этого им остается лишь сражаться за других и утешать свою гордыню надуманными мелкими капризами. Но то, главное, ради чего они вышли на арену, уже никогда не сбудется.
Но в этой истории самым нелепым было то, что Элий не торопился. Он долго выбирал момент — ведь Вер появился на арене на год позже Элия. Первый поединок Вер проиграл ветерану Максиму, фавориту того года. А второй выиграл у Элия, у которого к тому времени было уже с десяток побед. Вер помнил и сейчас, как Элий лежал на песке, а зрители ревели от восторга. О боги, какое лицо было тогда у Элия! Вер кинулся его поднимать, решив, что ранил противника. Но побежденный оттолкнул его руку. Элий позволил служителям вытащить себя за ноги с арены, изведал все унижения до конца. Вер решил, что Элий расстроен, потому что проиграл новичку.
Самолюбие аристократа и бойца было уязвлено. И только сейчас Вер понял, что же произошло. Он отнял у Элия мечту.
Второго шанса боги не дают никому.
После того поединка они с Элием сделались друзьями. Причем натянутости в их отношениях Вер никогда не замечал. Элий не ставил ему в вину то поражение.
Сейчас ему хотелось попросить у Элия прощения. За свою победу и еще за что-то.
Он даже не знал за что… За свою силу? За свое умение? Нет, за другое. Он что-то не сумел. Чего-то не смог совершить. О боги, да что это с ним такое? Он сходит с ума? Где его гений? Пусть немедленно подскажет ответ! Но гений не может явиться — формула независимости все еще действует. И некому решить, что делать…
Машина остановилась у входа в Эсквилинскую больницу.
Просторное здание, украшенное колоннами из розового с красными прожилками мрамора, с роскошным фронтоном, скорее напоминало храм. В полукруглом атрии в глубоких нишах, окутанные сиреневыми тенями, застыли мраморные статуи главных медиков Эсквилинской больницы. Мозаичный пол напоминал цветущий луг — среди зеленой травы сверкали многочисленные цветы. С длинного, обитого черной кожей ложа им навстречу поднялась Вилда. Этого еще не хватало! Она шагнула к Веру, и в
первое мгновение гладиатору показалось, что в руке у нее нож. Потом он понял, что это всего лишь фотоаппарат.
— Ну и как ты себя чувствуешь, Вер? — поинтересовалась Вилда, нацеливая фотоаппарат ему в лицо. — Приятно быть убийцей? Ах, здесь еще и благородный Элий. Сиятельный, ты теперь можешь поделиться с другом своими переживаниями. Ведь и сам ты убивал, не так ли?
— К чему отвечать, — пожал плечами Элий, — если ты все равно исказишь мои слова. Так сочини ответ сама.
— Гладиатор живет на арене. А все остальное — сон. Ты не скучаешь по арене, Элий?
— Теперь ты реже пишешь обо мне, Вилда. Хотя бы это радует.
Вер понял, что Элий специально отвечает репортерше, чтобы перевести ее внимание на себя и избавить Вера от докучливых приставаний. Элий думает, что ему, Веру, сейчас тяжело говорить. А Вилда при виде Элия обо всем позабыла. Она, как старый охотничий пес, вцепилась в добычу.
— Зачем ты пришел? Чтобы навестить Варрона?
— Да, мы направляемся в морг, — кивнул Элий. — Поинтересуемся, достаточно ли холода в морозилке и удобно ли ему лежать на металлическом столе патологоанатома.
— Тебе не жаль Варрона, ты бесчувственен! — с восторгом воскликнула Вилда. — Умирать так, как умер Варрон, легко, поверь мне, Вилда, у меня есть в
этом опыт.
Элий говорил эти слова не для Вилды, а для Вера. А репортерша в восторге, знай строчит себе в блокнотик.
— Элий, все говорят, что у тебя на правой ноге протез.
— Да у меня и душа искусственная, разве ты не замечала?
Отвечая на вопросы, Элий постепенно отступал к дверям подъемника и увлекал за собой Вера. Едва двери распахнулись, как друзья заскочили внутрь, а Вилда осталась в атрии. Но Вилда и так была удовлетворена и больше их не преследовала. Они вышли на третьем этаже. Длинная открытая галерея проходила вдоль всего корпуса. Слева шли двери в палаты больных. Друзья отыскали нужный номер на двери и вошли в маленькую одиночную палату с черно-зеленой фабричной мозаикой на полу и зеленым покрывалом на узком ложе. Приборы были выключены, а на ложе под простыней кто-то спал.
— Петиция, — позвал Элий, но лежащая не откликнулась.
Вер подумал, что для девочки спящая великовата.
— Петиция Кар…
На зеленой простыне расплывалось темное пятно. Элий сдернул простыню.
Девушка смотрела в потолок застывшими темно-карими глазами. Точно такие же глаза были у Варрона там, в Колизее. Черное отверстие на виске, а подушка красна от крови. Они опоздали.
«Девчонка некрасива. И совсем не похожа на Сервилию», — разочарованно подумал Вер, как будто красота жертвы могла что-то значить.
— Бедняжка, — прошептал Элий.
— Бедняжка… — повторил Юний Вер, стараясь подражать интонациям Элия, и ему показалось, что он тоже почувствовал жалость к убитой.
