не в себе… как чокнутая. Надолго исчезает из дому. О своих уходах тетку не предупреждает. Та лютует.
— Это тебе на руку.
— Пожалуй. Старуха меня тоже не особенно жалует. Она вообще никого не любит, кроме своих икон. Но ведь у нее, кроме меня и Насти, нет близких. Вот я и вожусь. Кормлю ее, горшки ношу. Веселенькое занятие…
— Чего не сделаешь ради денег. Старуха не интересуется, почему ты зачастил к ней в последнее время?
— Молчит. Правда, один раз сказала. «Никак, — говорит, — не пойму, Витюша, то ли ты мою старость пожалел, то ли дальний прицел имеешь?»
— Витюша?
— Ага!
— Это хорошо!
Машина прошла мимо ярко освещенного кинотеатра «Ударник», погруженного в темноту здания французского посольства и вырвалась на Октябрьскую площадь. Вспыхнули электрические фонари, стало светлее. Теперь машина мчалась по Ленинскому проспекту. На несколько секунд их задержал светофор у Калужской заставы, но вот и застава осталась позади.
Вскоре показалось ярко освещенное здание универмага «Москва». Универмаг закрывался. Звонок на закрытие слышался даже на улице. Внутрь уже никто не входил. Из широких стеклянных дверей потоком выплескивалась толпа посетителей. Отходили переполненные троллейбусы и автобусы.
Риполл подрулил к стоянке автомобилей. Сбоку на широкой площадке скопилось немало частных машин и такси. Риполл выбрал место подальше от освещенных витрин универмага и после небольшого разворота пристроил свой «форд» в последнем ряду.
Не включая света, он обернулся к Орлову.
— Твой риск будет хорошо оплачен. Не забудь, что мы сделали только первый заход. Укрепи свое положение в доме старухи, окончательно завоюй ее доверие. После моего возвращения все пойдет как по маслу. Если даже у кого и возникнет подозрение по поводу той или иной иконы, ты в стороне. Зачем тебе, единственному и прямому наследнику Бухарцевой, заниматься подменой?! Настя — это другое дело. А это же все твое… не сегодня, так завтра…
— Для подмены нужны хорошие копии, — задумчиво протянул Виктор.
— Не тревожься, — рассмеялся Риполл, — были бы деньги, а художники найдутся. Их немало пасется на подножном корму.
— И потом ты что-то очень быстро расправился с теткой, а она может прожить еще добрый пяток, а то и десяток лет.
Жорж как-то странно, по-новому оглядел приятеля. Ответил не спеша, цедя слова:
— А это уже наша с тобой забота: год, пять, десять… Чего в жизни не бывает… Человек старый, всякое может случиться. — Не ожидая ответа, резко переменил тему: — Сейчас главное — определить стоимость этого товара на заграничном рынке. Думаю, что десяток тысяч долларов, не меньше. Это за границей в моде.
— Товар — деньги — товар… — невесело улыбнулся Виктор.
Риполл пренебрежительно махнул рукой.
— Это в политэкономии, а у нас товар — деньги, и точка! Нам деньги нужны. Если не возражаешь, часть выручки я оставлю на твое имя в валюте в банке. Когда-нибудь сам туристом за границу махнешь, а не то через Инюрколлегию… в любое время.
— Возражаю, все привози.
— Как хочешь.
— В Москве есть валютный магазин. Все, что нужно, я могу достать там.
— И это верно, — согласился Риполл. — Ты сможешь купить себе уйму вещей, приобрести кооперативную квартиру. Ведь если тетка умрет, тебя все равно в ее доме не оставят.
— Как знать. Может, к тому времени мне удастся прописаться у старухи. Надоела своя конура. Как-никак я самый близкий родственник, единственный, а ей каждую минуту помощь нужна.
— Это было бы здорово! — потер руки Риполл. — Тогда ты все сразу приберешь к рукам. Красота!
— Чего делить шкуру неубитого медведя.
— Оптимизм всегда полезен. Представь себе, ты владелец бухарцевского имущества. — Риполл наклонил голову в шутовском поклоне. — Надеюсь, товарищ миллионер, вы не откажетесь во имя нашей дружбы некоторую сумму в советской валюте уступить мне?
— В советской? — удивился Орлов.
— Мальчик, есть немало случаев, когда советская валюта вот так нужна людям, приезжающим из-за границы. Иметь здесь небольшой фонд — мечта!
— Хватит мечтать, — оборвал Орлов. — Какие планы на ближайшее время?
— Достопочтенный друг, завтра утром я уезжаю. Ректорат удовлетворил мою просьбу об академическом отпуске в связи с болезнью отца. Я человек предусмотрительный и телеграмму из дому получил. Болезнь папаши, ничего не поделаешь. Святое сыновье чувство! — Жорж продолжал паясничать.
— Понимаю. А иконы? — Виктор хлопнул рукой по свертку, который все еще держал у себя.
— Не беспокойся. Все предусмотрено до мелочей. Переезжать границу я буду на машине. Я ведь сюда на ней приехал. А как и где я спрячу наше сокровище, тебя не должно беспокоить.
— Что ж, тогда, пожалуй, все. Когда собираешься вернуться?
— Через месяц. Вполне достаточный срок для реализации. Сразу же встретимся.
— Надеюсь.
Приятели обменялись рукопожатиями. Риполл вытащил из-под сиденья бутылку и протянул Орлову.
— Презентую на прощание. Отличный коньяк, французский «Камю». Выпей за успешный финал. Он нужен тебе и мне.
— Спасибо. Как говорят у нас: коньяк — это вещь!
Последние слова Орлов произнес, уже стоя на тротуаре. Захлопнулась дверь кабины. Искусно лавируя, Риполл вывел машину на широкую мостовую Ленинского проспекта. Продолжал идти дождь.
Сорок минут в пути. Сорок минут большой скорости. Далеко позади остались распластанные корпуса Белорусского вокзала, памятник Горькому, светлое здание Советской гостиницы, небоскреб Гидропроекта на развилке Волоколамского шоссе. Освещенный огнями рекламы промелькнул кинотеатр окраинного района. Вперемежку потянулись небольшие домики, рощицы, редкие кустарники, умытые дождем поля. Судя по всему, Риполл хорошо знал дорогу. Не доезжая ста метров до начинающегося лесного массива, вплотную к которому примыкал дачный поселок Петрово-Дальнее, он повернул машину вправо и выехал на проселочную дорогу. Закачало. Некоторое время дорога шла параллельно автостраде, потом углублялась в лес и терялась среди деревьев.
Риполл проехал еще немного, не более двадцати метров, поставил машину в глубине кустов с таким расчетом, чтобы ее не было видно со стороны автострады, открыл дверцу и вышел наружу.
Тишина… Где-то, где кончался город, кончился и дождь, а может, он еще и не дошел сюда. Обложенное ватными облаками небо ждало его прихода. Унылое и бесконечное, оно было совсем низко, рядом с верхушками деревьев. Они словно касались, рвали серую облачную простынь, и тогда обнажалась усеянная звездами сине-черная небесная гладь.
Ничего этого Риполл не видел. Он спешил. Четко, без лишних движений, как отрепетированное ранее, он снял с сиденья сверток, оставленный Орловым, еще надежнее затянул его бечевой, вынул из багажника несколько листов хлорвиниловой бумаги и обвернул ими укрытые иконы. После этого выпустил из бензобака часть бензина, и, когда стрелка показала резкое понижение уровня, полез под машину.
Скупыми, точными движениями очень тонко по шву Риполл зубилом вспорол бензобак, в образовавшуюся щель просунул сверток с иконами
