Алиска.
— Да нет. У нас перерыв… Как ты себя чувствуешь? — спросил Геныч, немного смутившись.
— Нормально. То есть хорошо, — ответила девушка, не поднимая головы. Казалось, она целиком поглощена работой.
— А как спалось?
Алису удивил вопрос. Она оторвалась, наконец, от находок и посмотрела на Гену.
— Ничего необычного не снилось? — продолжать допытываться парень.
— Вообще — то, снилось… — ответила Алиса.
Геныч был взволнован.
— Мне надо поговорить с тобой. Сегодня ночью пойдем за лагерь?
Алиса согласилась.
Он решил, что расскажет ей всю правду. Пусть она думает о нем что угодно. Он больше не мог с этим жить.
Генка ушел. Алиса сидела и в задумчивости перебирала обломки сосуда, которые успели подсохнуть. На некоторых кусочках керамики был виден орнамент. Девушка попробовала соединить фрагменты по этому узору. По верхней части сосуда кто — то в далеком прошлом нарисовал тонкой палочкой: точка, полоски в одну сторону, затем в другую, снова точка… Алиса застыла. Сосуд был в точности как тот, в котором седая женщина из ее сна растирала травы…
***
Ночь была тихая и ясная. На небе можно было разглядеть каждую звездочку, даже самую далекую. Гена и Алиса пошли мимо зарослей кустов, мимо пшеничного поля, которое переливалось в лунном свете. Увидели дорогу и спуск к реке. А там оказалось местечко, где можно посидеть.
Они развели огонь, и грелись, вытянув над костром руки. Еле слышно журчала река, где — то в кустах слышалось уханье ночных птиц. И бездонное черное, усыпанное мерцающими пылинками, небо простиралось над горизонтом. Они были в степи. Только там можно лечь в поле, и окажешься под куполом. Куда бы ни посмотрел — увидишь небо. И, если смотреть долго, сам себе начинаешь казаться таким же бесконечным.
Кареглазый паренек и девушка с длинными волосами молчали, подбрасывая время от времени какую — нибудь веточку в костер.
— Ну, так что тебе снилось? — спросил, наконец, Гена. — Он много раз прокручивал в голове, как он все выложит Алиске. Но, когда, он сидел с ней рядом, было трудно на это решиться. Казалось, что слова, которые он произнесет, все разрушат. И тишину этой ночи, и мерцание звезд, и журчание реки, и… всё остальное.
— Знаешь, сон был такой яркий, как будто по — настоящему всё. Я видела себя седой старой женщиной, готовила снадобье, чтобы исцелить ребенка. Растирала травки с жиром в глиняном горшке… Знаешь, там были дома с низкими крышами, полуземлянки. И я пошла в один такой дом, к охотнику, относить мазь. Но самое странное, что во сне я думала мыслями этой женщины. Я как бы все знала — что мне надо вылечить ребенка, отнести лекарство … И еще я, то есть она, напевала. Так красиво… И мне показалось, это был не просто сон, а с каким — то смыслом. Может, это из прошлой жизни? — Алиса посмотрела на Геныча. Теперь была его очередь откровенничать.
— Я тоже видел сон из прошлого. Я был охотником…
И Гена рассказал свои сны. Алиса удивилась — какое совпадение! Такая же местность, постройки, одежда.
— Какая — то мистика, — сказала девушка. — Я думаю, это как — то связано с той ночью, когда мы ходили на курган, а на тебя напали. И, кстати, сегодня, когда я мыла керамику… Там был тот самый сосуд, в котором я, то есть та женщина… готовила смесь… Сосуд точь — в—точь такой же. Странно, правда?
— Эээ, я… — начал Генка, но Алиса его перебила.
— Я много думала про этих духов. Мне кажется, они хотят, чтобы мы с уважением относились к предкам. Может быть, во снах они напоминают о себе…О том, что это их земля, здесь когда — то был их дом. Они здесь рождались, умирали, строили дома, и много чего делали. Вот, представляешь, кто — то будет раскапывать наши квартиры через тысячи лет…
— Тогда уже все по — другому будет! После нас останется огромная свалка, вот и всё…
— Да, наверное… А всё потому, что у нас много вещей, и они почти у всех одинаковые… какая в них ценность? Школьная форма, тетради, даже посуда и мебель в каждом доме! А представляешь, если бы мы каждую тарелку лепили сами? И для каждого платья сами бы ткали материю? Ты бы дорожил наконечником копья, которое сам отлил из бронзы?
Геныч пробормотал в ответ что — то, вроде «ну да».
— Вот, и они дорожили, наши предки. Для них каждая вещь была одна единственная, и делалась не один день, а, может, не один месяц… А мы тут приехали и разворотили то, что осталось от их домов. Расчищаем могилы. Для нас это — находки, не более того. А мы с Любкой… — Алиса запнулась и замолчала, глядя на догорающую хворостину, которая она держала над костром.
Чем больше Гена слушал Алису, тем больше боялся начать говорить о том, ради чего он ее сюда позвал. Ему казалось все, что он хотел сказать — нелепо, и не может быть правдой. А на самом деле, он просто боялся. И, все же, глубоко вдохнув, он начал:
— Кстати, я хотел сказать…
Алиса повернулась. Она смотрела прямо в глаза. И ждала. Она знала, что это что — то важное. Она чувствовала.
— Я нашел одну штуку… Ну тогда, помнишь, когда голову разбил. Тогда… когда…
Пауза. Он ощутил в желудке холодный комок. Он смотрел Алисе в глаза, и не мог произнести ни слова.
— Ты чего, Саш? Тебе плохо? Можем не говорить об этом. Я понимаю, что тебе, наверное, неприятно вспоминать… Точнее, от того, что ты не помнишь…
Но Гена взял себя в руки и сказал:
— Да все нормально. Я хотел сказать, что нашел золотой амулет. Или вроде того. Древний. Ирине сразу не стал говорить, потому что… Ээээ… Ладно, не важно, почему. Ну так вот. Положил я эту штуку себе под подушку. И мне стали сниться сны, про которые я рассказывал… А потом, на раскопе, та глиняная кукла, которую ты нашла… Во сне я видел точно такую же…
— А мой сон? Он похож на твои?..
Гена не дал ей договорить, и перебил.
— Когда ты заболела, я заходил к тебе в палатку. Хотел… узнать, как твое состояние. — Он замялся. Алиса опустила глаза, щеки ее порозовели. Она поняла, кто принес ей цветы. — Я… в общем, положил его тебе под подушку, думал, он тебя вылечит…
— А сейчас он где? Все еще там?
— Да.
— Слушай, или эта штука какая — то… не знаю,
