никак не мог отогреться.
Подошло время идти на работу, а Видара все не было. Лив в рабочей униформе стояла у окна и смотрела в сторону леса, ожидая, что отец в любой момент появится из-за деревьев. Он отвозил ее на работу каждый день, даже больной садился за руль. Но минуты текли, а его все не было. Он не придет, подумала она. И вместо того чтобы испугаться, испытала чувство облегчения.
Села на водительское сиденье, повернула ключ и завела мотор. Потом включила радио на полную громкость и всю дорогу до заправки подпевала в голос. Когда парковалась за складом, Нии-ла как раз выбрасывал мусор в контейнер. У него глаза на лоб полезли.
— А я и не знал, что ты умеешь водить машину…
— Ты многого обо мне не знаешь.
Он улыбнулся.
— А где твой папаша?
Лив пожала плечами. От помойки воняло, но она все равно подошла помочь ему опустошить ведра.
Однажды Видар увидел, как она смеется с Ниилой, и всю дорогу хмурился.
— Сколько у него оленей?
— Откуда мне знать?
— Если собралась связаться с лопарем[1], то хотя бы узнай, сколько у него оленей.
Ниила открыл дверь склада и, пропуская ее вперед, настороженно спросил:
— Что-то случилось?
— Нет, почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты просто сияешь.
Лиам зашел к матери, забрал Ваню, а когда они с дочкой пришли в гараж, сказал, что хочет прилечь — заболел. При виде испуга в глазах малышки у него все сжалось внутри. Он попытался изобразить улыбку. У папы просто температура. Он лег на диван, и Ваня тут же принесла одеяло, подушку и плюшевого мишку для компании. От ее заботы ему стало только горше. Ему было стыдно за себя. Такой заботы он не заслуживает. И он конечно же не достоин такой дочери, как Ваня.
Лежал в полузабытьи, краем сознания отмечая, что Ваня смотрит мультики. Его и правда лихорадило. Натягивал одеяло до самого подбородка и старался не спать, опасаясь кошмаров.
Ближе к вечеру он услышал звон браслетов матери и ее тревожное дыхание у себя над головой. Мать что-то положила ему на лоб. Наверное, один из своих камней. Камень ничего не весил и приятно холодил голову, как поцелуй. Но все равно ему хотелось стряхнуть его и прогнать мать, однако тело не слушалось. Так и лежал, пока не забылся.
Очнулся от того, что мать приподняла его голову и поднесла чашку к губам. В нос ударил запах хвои и мяты. Он сжал губы, отказываясь пить.
— Мне казалось, ты завязал.
— Я завязал.
— Думаешь, я поверила в твою болезнь?
— А мне плевать, веришь ты или нет.
Матери стоило вышвырнуть его из своей жизни, как она это сделала с Габриэлем. Давно пора усвоить, что никакие травки и никакие камни не исправят ее сыновей. И что ее любовь им не нужна.
Дыхание Вани защекотало ему ухо.
— Ты очень болен, папа?
— Нет. Это просто температура. Мне нужно поспать.
Но заснуть никак не удавалось. Лицо Видара и страх не давали ему покоя. Подмерзший мох все еще чувствовался под ногами.
Когда он снова открыл глаза, рядом с ним сидел Габриэль — но не тот Габриэль, каким он был сейчас, а Габриэль-подросток, с конским хвостом и папиной самокруткой за ухом, с банкой пива в руках, стыренной у соседей. В углу мигал телевизор с выключенным звуком. Ночь была предоставлена им. Ночью ссоры прекращались. Они могли спокойно присесть и позволить себе расслабиться. Выпив, Габриэль становился тихим, уходил в себя. Но Лиам понимал, что это спокойствие видимое, внутри бушевал шторм. Мысли не давали брату покоя, ему нужно было с кем-то поделиться, чтобы не сойти с ума.
Габриэль закурил самокрутку и выдохнул дым в потолок, взглянул на Лиама из-под ресниц.
— Ты думал о том, каково это — убить кого-нибудь?
Лиам покачал головой.
— Нет. А ты?
— Я часто об этом думаю.
Брат говорил едва слышно, но слова эхом метались у Лиама в черепушке. Это было признание, от которого не отмахнешься. Лиам не знал, как реагировать. Он закрыл глаза, как делала мать, когда была не в состоянии выносить реальность. Габриэль ткнул его локтем в бок.
— Но, разумеется, не кого попало. Только какого-нибудь подонка, который заслуживает смерти.
Проснувшись, он увидел Ваню на полу рядом с диваном. Она все так же смотрела телевизор. Ее маленькая фигурка отражалась в окне, за которым была чернильная темнота. Почувствовав его взгляд, Ваня обернулась и расплылась в беззубой улыбке, осветившей комнату. И Лиам понял, что другого выхода у него нет.
Он должен все забыть.
Ради дочери.
Шесть часов стояния за кассой не уняли радостного порхания бабочек внутри. Когда пришло время ехать домой, вернулась зима, с неба посыпались крупные снежные хлопья. Едва коснувшись асфальта в мокром поцелуе, они тут же таяли. Но Лив все равно вела машину осторожно, пытаясь совладать с волнением. Что ее ждет?
Симон сидел на веранде с кем-то, но это был не Видар. Миниатюрное создание в выцветшей джинсовой куртке. Волосы выкрашены в яркосиний цвет. Подойдя ближе, Лив узнала Фелисию Мудиг, дочь соседей. Этого она никак не ожидала.
— Деда нет, — крикнул Симон. — В доме было пусто, когда я вернулся из школы. Только Райя выла в прихожей.
Они держались за руки. Ногти девушки были накрашены черным лаком, одна нога в обтягивающих джинсах небрежно закинута на колени Симона. Так вот кто его тайная любовь, чье имя он не хотел называть… Лив не знала, чего она ожидала, но уж точно не соседку с другой стороны озера.
Симон искал глазами ее взгляд. Глаза сверкали. На щеках играли ямочки. Видишь, мама? Это она! Моя девушка!
Лив вспомнился тот праздник в младшей школе, когда он сидел среди девочек, вне себя от радости, что его позвали.
Она улыбнулась. Хорошо, что у сына все складывается. А там поглядим.
— Фелисия, — сказала она, — так это с тобой Симон встречается?
Прозвучало смешно, и она тут же пожалела о своих словах. На лице Симона появилось смущение, но Фелисия не обиделась.
— Сюрприз, сюрприз, — ответила она. — А ты не ожидала, да?
— Признаюсь, нет. Как дела у Дугласа и Эвы?
Фелисия скривилась.
— Все хорошо. Папа, как обычно, в стрессе.
— Вот как?
— Говорит, коровы его в гроб загонят.
Дуглас Мудиг держал молочную ферму на той стороне озера. Он был крестьянином в четвертом поколении, но вся ответственность за коров лежала на жене. Эва приехала из Вильгельмины, и ей, единственной в деревне, удалось заполучить
