Да и вообще, пусть скажет спасибо за доставку – я-то наверняка приятнее козла буду. Ну… Во всяком случае, у меня нет густой комковатой шерсти, насчёт запаха уже не уверен.
Теперь, когда Эрик пришёл в себя, во время еды ведёт себя спокойнее: не прикасается руками, обходится без зубов, и даже губами почти не двигает – только сглатывает судорожно.
Я вот что-то вспомнил, как пил его кровь – тогда, в пыльной комнатушке полуразрушенного здания. Это было приятно… Даже очень… Интересно, ему тоже настолько сносит крышу от этого? Вот сейчас – непохоже, но когда Эрик был без сознания, кормёжка выглядела гораздо эмоциональнее: впивался в мою шею горячим ртом, прижимал к себе и дышал так тяжело, со стонами вперемешку с кровожадным рычанием. То зализывал царапину – сильно нажимая языком, такое щекотное ощущение, – то снова присасывался, покусывая кожу так, что у меня мурашки по спине бежали. Если учесть, что вокруг ни черта не видно, – однозначно казалось, будто это не человек, а животное какое-то.
Сейчас уже об этом не говорят – табуированная тема, – но раньше для описания кровопоя открыто использовали слово «наслаждение». Странное дело, чем меньше у мутантов было прав, тем более свободны мы были в выражениях и вообще в повседневной жизни.
В моём детстве, помню, было какое-то социальное движение типа секты, они регулярно собирались, пели и кормили друг друга кровью – круговорот чистой энергии внутри группы, отказ от любой другой пищи… Носили белую одежду, листовки на улице раздавали. Очень популярные ребята были одно время, но потом эту контору прикрыли. Сейчас, в эпоху толерантности, уже невозможно представить, чтобы о крови говорили так открыто, прямо на улице – если мы хотим быть равными с людьми, то должны притворяться, что ничем от них не отличаемся.
«Хватит» – Эрик прижимает языком царапину, но и это делает так осторожно, словно не хочет лишний раз ко мне прикасаться. Почему-то это задевает. Нет, я вообще не то чтобы мечтал, чтобы мой помощник обсасывал мою шею будто сладкий леденец, но… Не знаю, мне больше нравится, когда у Эрика прорываются сильные эмоции – они ощущаются настолько знакомо, почти как мои собственные. Я раньше не чувствовал подобного.
Снова путь наружу. Кожу на животе саднит. Может, перевернуться на спину и цепляться за камни, подтягиваясь?
А ещё некоторые пропагандировали кровопой как замену сексу – сейчас эта идеология ушла в подполье, но всё ещё существует. Мол, и наслаждение особенное, и хранит отношения «чистыми». Духовная связь вместо низменного желания. Что правда, то правда, удовольствие в этом есть, но проверить, насколько оно способно заменить секс, у меня вряд ли получится: для этого нужно найти генномодифицированную девушку, да ещё и влюбиться в неё для полноты эксперимента. Если мужчины-мутанты ещё иногда живут среди людей, то женщины предпочитают не покидать границы гетто. Лично я знаю только одну, переехавшую к мужу в человеческий город, но она выглядит как обычная и ото всех скрывает, что мутантка.
Эх, я бы, конечно, не отказался от красивой девчонки, но безвылазно сидеть в гетто ради этого? Вот уж скука. Я не променяю свою жизнь на безопасность Данбурга или любого другого города мутантов. Да, сегодня много людей погибло. Хороших парней. Но я – пока ещё жив. Дышу холодным воздухом, цепляюсь пальцами за каменные откосы, разглядываю незнакомые звёзды над головой – в отличие от тусклого солнца, они сверкают как острия игл. Бросить всё это ради милого домика с клумбой и безопасной работы? Пф!
Ночь длится и длится, прыгать в поисках козлов уже надоело, сердце тяжело колотится – чёртов воздух! – но нужно продолжать. Тёмное и светлое время суток здесь длятся примерно по шестнадцать часов. Сейчас наедимся до отвала, днём поспим, а завтра ночью отправимся в путь.
глава 12
Наконец-то светает, и я заползаю в нашу расщелину – от усталости так и вырубился бы на полпути, если б не адский холод. Точнее, он-то как раз соблазняет растянуться в ледяной темноте и заснуть, чтобы уже не проснуться, но меня на эти хитрости не купишь. Ничего, днём температура должна подняться, будет в самый раз.
Настолько уже привык к нашей норе, что и темнота не мешает – вполне ориентируюсь на ощупь. Как будто полжизни тут провёл. Того и гляди захочется уют наводить. Во всяком случае, пропылесосить эту щебёнку на полу я бы не отказался.
Дыхание помощника звучит уже лучше, он почти не хрипит, хотя дрожит в ознобе и очень горячий. Ну, даже в этом есть плюс, я смогу погреться рядом с ним. Не хватало ещё пережить всю эту херню только ради того, чтобы банально околеть, бросив его тут одного. Нет уж, никто из нас не умрёт. Этот вариант не рассматривается.
Покормив Эрика, готовлю его к ночлегу: ещё раз проверяю застёжки моей куртки, в которую я его завернул, поправляю все прочие тряпки, тщательно подпихиваю… Отличная мумия получилась.
Так, стоп. А я-то как должен греться? От усталости совсем уже туплю. Значит, придётся всё же забрать из кипы вещей мой бронежилет – спать в одной футболке я не рискну. И лягу рядом с ним. Да, вдвоём теплее.
Ох, какое же блаженство, когда броник обтягивает тело, закрывая от стылого воздуха… Расстёгиваю на куртке боковую молнию и, закопавшись в свёрток одежды, укладываюсь спиной к телу Эрика – хорошо-то как, тёпленько… Отлично, а рукав куртки положу под голову, чтобы спастись от вездесущего каменного крошева. Рёбра уже мало что чувствуют, так и ладно, а вот лицом лежать на этом колючем и холодном камне не хочется. Если бы только ещё ближе притереться к жаркому телу за спиной, то было бы вообще идеально, но – боязно напирать на сломанные кости.
Прислушиваюсь – в сознании Эрика беспокойства нет.
Вместо этого всплывают ленивые слова:
«Что ты делаешь?» – от температуры или от выпитой крови, но звучит он совершенно обдолбанно. Или просто спать хочет?
«Собираюсь спать» – тяну на себя какую-то ткань в надежде укрыться, но она оказывается всего лишь ещё одним рукавом, даже непонятно от чего. Ладно, и на том спасибо.
«Мм…»
Он вроде ничего и не сказал, но почему-то мелькает неловкость от осознания, насколько тесно я тут прижимаюсь к нему, – это моё чувство или его? – и сразу хочется оправдаться.
«Вообще-то моя куртка у тебя, так что мне холодно. Да и тебе не помешает дополнительный источник тепла».
«Мм… Не помешает».
От смущения я принимаюсь с новыми силами натягивать край куртки на своё плечо.
«Син?..
Замираю с тканью в руке. Моё имя в его исполнении звучит до странного непривычно. Я и не думал, что Эрик его помнит, – иногда мне самому кажется, что родители назвали меня «капитан». Но почему «Син», а не «Синхард»? Да, так меня зовут близкие, но в личном деле об этом точно не написано.
«Кхм. Да?»
«Спасибо, что не бросил меня там».
«Конечно. В смысле, не за что».
«Я этого не заслужил».
