инспектор Херардо Баккей подошел к высокому китайцу в небесно-голубом костюме, и видел, как тот отстранил группу криминалистов. Он не хотел, чтобы они там что-то узнали. Он знал, кто убийца. Он уже знал, у кого есть средства, мотив и возможность.
Он видел, как Зимо затаился и полез в карман Хуана Кармоны. Он видел, как Баккей пригнулся рядом с ним и что-то взял в руку. Хоффстаддеру не нужно было видеть это, чтобы понять, что это было. Это был наркотик, скорее всего героин или кокаин, подброшенный для оправдания убийства.
Сначала Эд, теперь Хуан.
Он почувствовал, что кто-то дергает его за руку, и повернулся. Постепенно он осознал, что в этом ужасном, грязном месте, среди толкающегося потока людей, который в обоих направлениях проносился по грязной пешеходной дорожке, был дом. Это был дом для семьи филиппинцев, которые сидели и спали на полу, среди торговцев тканями, где они раскладывали продаваемые ими товары — сандалии, кроссовки, носки, солнцезащитные очки, резинки для волос. Он непонимающе уставился в лицо молодого филиппинца и рассеянно заметил, что у него не хватает четырех зубов. Филиппинец говорил ему: "У нас есть хорошие носки для походов. Ты много ходишь, тебе нужны хорошие носки".
Но Эд был мертв, как и Хуан Кармона. Сколько еще, задавался он вопросом, тех, кого он никогда не встречал? Всех? Вся ячейка? Остался ли он один?
На парапете через проход лежала жена, или мать, или тетя, или сестра этого человека, спящая в нескольких дюймах от смерти, но, по-видимому, безразличная. У той же стены сидел мужчина в ржавых шортах и желтом жилете, а рядом с ним на грязном полу сидел худой ребенок и ел ломоть хлеба. Все они смотрели на него с любопытством, но без интереса.
"Извините", — сказал он, как будто их это могло волновать, — "мне нужно идти домой", а затем, нелепо: "Меня ждет жена".
Он убежал от семьи, которая жила в крытом холле и спала в сантиметрах от смерти, протиснулся сквозь поток людей, спустился по ступенькам на улицу и побежал.
Глава Восьмая
Я отвернулся от "Мерса" и пошел обратно по Нино в сторону зелено-белого дома Эдварда Хэмптона. На дальней стороне улицы стояла странно одетая молодая женщина в панамской шляпе и рубашке, которая была ей велика на несколько размеров. Она выглядела странно, и на мгновение я собрался перейти дорогу и заговорить с ней, но мне очень хотелось увидеть дом, поэтому я пропустил это мимо ушей.
Ворота были закрыты, но не заперты. Когда я толкнул их, какой-то инстинкт или интуиция подсказали мне, что я найду доктора Эдварда Улисса Хэмптона мертвым. Судя по тому, что я слышал и читал об этом человеке, он был не из тех, кто оставляет ворота открытыми.
Я нахмурилась, поднимаясь по лестнице и подходя к двери. Дверь была закрыта. Ворота были открыты, но дверь была закрыта. Я не был уверен, что это значит, но я знал, что это что-то значит. Это было несоответствие, а несоответствия могут рассказать о многом. Например, о том, что на дверной ручке вполне могли остаться отпечатки пальцев человека, закрывшего дверь.
В голове всплыл образ девушки в большой шляпе и рубашке, но было уже слишком поздно идти за ней. Я достал из кармана свой швейцарский армейский нож, выбрал шило, а затем вынул зубочистку. Я вставил шило в замок и возился с зубочисткой, пока не услышал щелчок, затем осторожно толкнул дверь.
Внутри я заметил, что сигнализация была отключена. На ней не было никаких повреждений, поэтому я решил, что убийца отключил ее снаружи или дистанционно. Я снова захлопнул дверь и постоял, прислушиваясь к дому. Было тихо. Очень тихо.
Но один маленький звук царапал мой слух. Он доносился из задней части дома, я решил, что это из кухни, и двинулся по коридору. Я замер, когда вошел в дверь. Было похоже, что банда байкеров на скорости сыграла там матч по регби. Все столовые приборы были разбросаны по полу, половина ящиков повалена сверху. Содержимое шкафов последовало за ними. Там были два лопнувших мешка муки, сахар, соль, банки с помидорами, различные овощи.
Я пробрался к двери на кухню, которая выходила на задний двор, который на самом деле был скорее садом, заросшим высокой травой, каучуковыми деревьями и различными видами пальм.
На пороге сидел кот, маленький, дымчато-серый, и смотрел на меня снизу вверх.
"Наверное, ты проголодался, да?"
Я порылся в беспорядке, пока не нашел его миски, наполнил одну водой, а другую — сухими сухарями, затем поставил их снаружи.
Кухня мало что могла мне сказать, кроме того, что кто-то, кто был неуправляем, что-то там искал. Без криминалистов не было особой надежды выяснить, кто именно.
Поэтому я направился в гостиную. Здесь было то же самое, только еще больше. Мебель была разорвана в клочья, вся обивка выдрана, каждый ящик и каждый шкаф были открыты и опустошены.
Было одно небольшое пустое место, где тот, кто это сделал, сидел и разрывал кресла, диван и все подушки, а рядом с ним лежал кухонный нож с большим серебряным лезвием и черной рукояткой. Я пригнулся, чтобы посмотреть на него. Это был Sabatier. Я достал из кармана носовой платок и взял нож за лезвие, затем отнес его на кухню в поисках пластикового пакета.
Я нашел пакет для продуктов и аккуратно завернул в него нож. Затем я вернулся в гостиную, чтобы еще раз осмотреть нож. Меня не покидала мысль, что единственное, что я мог восстановить из того, что видел, — это приступ ярости или паники. Но чья она или чем мотивирована, сказать было невозможно.
Я поднялся по лестнице, совершенно уверенный в том, что найду там, и не ошибся. Это было невозможно не заметить — кроме того, что дверь была открыта, был еще и запах, тошнотворно сладкий и немного приторный.
Он был убит выстрелом в грудь с довольно близкого расстояния, хотя и не в упор. На его рубашке не было никаких пятен. По положению тела я понял, что он находился между стрелявшим и дверью, поэтому стрелявший вошел первым. Он подождал, пока Эд не уйдет, отключил сигнализацию, а затем поднялся наверх, чтобы подождать его. Мне стало интересно, почему Эд не заметил, что сигнализация отключена. Он был осторожным, с огромным вниманием к деталям.
Какова бы ни была причина, он поднялся по лестнице и вошел в спальню. И убийца поразил его с другого конца комнаты.
