почетным столом, а не с центральной «трибуны», и потому было трудно разобрать его слова. Как будто бы он сказал, что Православная и Римо-Католическая Церкви не соперницы, а сестры и сотрудницы, и что нужно слушать внимательно, что Дух говорит Церквям.
Следом выступил африканец-протестант из Мадагаскара, пастор Андриаманджато. Говорил он по-французски, начал неплохо… О трудном и долгом пути Церкви вообще и Русской Церкви в особенности. А потом опять пошла пропаганда: «Мы ценим роль Русской Церкви, в лице советского народа, в борьбе против фашизма и в деле построения свободной Африки». Он не забыл упомянуть о Вьетнаме и о месте Русской Церкви в движении за мир во всем мире. К этому он как-то присоединил Патриарха Алексия с «конкретным свидетельством его жизни». Слушая почтенного пастора, я думал: зачем приглашают таких личностей? Не лучше ли было пригласить какого-нибудь англиканского епископа-богослова?
Следующий «черный», тоже африканец, пастор Амиссах, говорил по-английски и чуть лучше: «…моя жена и я благодарим за приглашение». Однако жена его в заседаниях Собора не участвовала. Женщины не допускались!
Заседание Священного Синода
Святейший Париарх Московский и всея Руси Пимен
Заседание Священного Синода
31 мая
Наступил следующий день, понедельник, 31 мая. К восьми часам утра я был уже в Покровском храме Московской Духовной Академии. Читалось утреннее молитвенное правило. Там уже отошла ранняя литургия – для насельников Академии и для «ревнителей», как бы вне программы Собора. На ней я, по немощи душевной и телесной, не был. Устал от вчерашнего дня и экономил силы для предстоящих «боев».
В храме на правиле молилось много участников Собора – архиереев, священников, мирян. Среди них было немало красочных лиц. Например, два бородача в высоких сапогах и с картузами в руках: один постарше, лет семидесяти, другой – средних лет, скорее около пятидесяти. По виду – типичные старосты из мещан или купцов старого времени. И оба, особенно более молодой, такие солидные, с брюшком. Мне было отрадно видеть, что сохранились, вопреки всему, в СССР такие традиционные русские типы.
После молитвы я, как и все, пошел завтракать в одну из зал в том же академическом здании. Опять разговорился с митрополитом Алма-Атинским Иосифом. Мне хотелось с ним посоветоваться.
– Владыко, – спросил я его, – меня некоторые здесь отговаривают выступать о постановлениях о приходах. Что Вы об этом думаете?
Спрашивая об этом, я имел в виду мой разговор с митрополитом Иоанном и отчасти с архиепископом Леонидом. Ответ митрополита Иосифа был очень энергичным, с осуждением таковых.
– Так, по-Вашему, надо продолжать? – допытывался я.
– Да, – сказал митрополит Иосиф, – продолжайте говорить и бороться за Церковь, даже если Вам придется от этого пострадать. Благословляю Вас от имени Церкви и верующих на этот подвиг. Я знаю, что Вам это уже дорого далось, на Вас будут продолжать нападать, но продолжайте.
Я был тронут словами престарелого митрополита и благодарен ему за нравственную поддержку, но все же думал про себя, что ему легко поощрять меня на дальнейшую борьбу, но сам он, кроме этих слов, сказанных мне наедине, открыто меня ни в чем не поддержит. Конечно, он преувеличивает, когда думает, что мне так дорого далось мое выступление. Я живу за границей, и непосредственно, физически, со мною ничего не могут сделать. Другое дело «неприятности» – их, конечно, можно ожидать. Но именно потому, что я живу за границей, правильно ли мне одному выступать? Да разбирается ли этот святой старичок во всех этих сложностях? Почему он не выступает сам? После моего разговора с митрополитом Иосифом у меня все же укрепилось намерение выступить на Соборе, но только по вопросу о постановлениях 1961 года. Остальное второстепенно.
Когда я вышел после завтрака из академического здания и подошел к крыльцу моей гостиницы, ко мне подошел епископ Роттердамский Дионисий и передал мне пакет. Здесь я должен сделать отступление.
Еще вечером, в субботу, 29 мая, на воскресной всенощной в Успенском храме подошел ко мне епископ Петр и сказал по-французски:
– Слыхали новость? Началась уже контестация[15]!
– Как именно? – спросил я удивленно.
– Членам Собора раздают обращение, подписанное тремя лицами, с критикой церковных порядков, требованием реформ и т. д. Кроме меня, его получили владыки Алексий и Дионисий. А разве Вы его не получили? – спросил епископ Петр.
– Нет, но очень хотел бы посмотреть.
– Это, вероятно, потому, что Вы живете отдельно в гостинице и к Вам не смогли проникнуть. А у нас раздавали всем подряд.
Я попросил владыку Петра дать мне прочитать это обращение. Он ответил, что сейчас, в алтаре, неудобно, но обещал дать мне при первом удобном случае. Чуть позже об этом обращении мне сказал и епископ Дионисий и тоже обещал мне его принести.
Итак, утром в понедельник, 31-го мая, я держал в руках пакет от епископа Дионисия. Я вошел в свой номер гостиницы и бегло прочитал обращение.
Это было прошение Поместному Собору Русской Православной Церкви:
1. Священника Георгия Петухова – Богоявленской церкви города Коломны, Моек, епарх.
2. Иеродиакона Варсонофия (Хайбулина) – Казанской церкви г. Гороховца Владимирской епарх.
3. Мирянина Петра Фомина, старшего научного сотрудника ГОСНИИГА (инст. гражд. авиации), г. Москва.
Несмотря на то, что вторая часть этого письма-прошения, содержащая перечень предлагаемых реформ, была напечатана в Вестнике РСХД[16], я приведу его как интересную иллюстрацию околособорных настроений. Главный редактор «Вестника» Никита Алексеевич Струве нашел печатание первой части вредным и нежелательным, а я все же приведу письмо полностью.
Вот его содержание:
«Просите, и дастся вам; ищите и обрящете; толцыте, и отверзется вам; всяк бо просяй приемлет, и ищяй обретает, и толкующему отверзется».
Мф. 7, 7-8
Преосвященные Владыки, Богомудрые Архипастыри, пастыри и все досточтимые члены Великого Собора!
К вам обращаемся мы со словами смиренной мольбы. Выслушайте нас и прострите свой мысленный взор на необъятные просторы нашего Отечества, на народ Божий, вверенный вашему духовному окормлению. Со
