да и не было меня тогда здесь, когда это решалось. Если очень тебе нужно знать, наведу справки.
— Нужно, Федор Константинович.
— Ну, тогда оставь координаты, я позвоню.
Позвонил он через неделю.
— Давай-ка ко мне вечерком, Георгий, поговорим.
Но разговора долго не начинал, расспрашивал о том, как жил Георгий, рассказывал сам. Георгий не выдержал:
— Говори сразу, Федор Константинович.
— Сразу? Да говорить-то особенно и нечего. А чего ты, собственно, добиваешься? Хочешь вернуться на Бугар?
— Еще не знаю, — почему-то состорожничал Георгий.
— Хочешь! — уверенно сказал Голубев. — А сделать это сложно. Поиски были прекращены потому, что район признан бесперспективным.
— Но он как будто и раньше считался таким?
— Отнюдь нет. Малоперспективным — да.
— И что же заставило изменить оценку?
— Три экспедиции ничего не дали — это разве не причина?
— Но ведь район-то большой, мы же и половины территории не обследовали.
— Даже и трети, — поправил его Голубев. — Но… — развел он руками, — раньше был Климашин. А как он слег, воевать за Бугар стало некому. А еще ЧП с твоей женой.
— Оттого, что Ольга там погибла, касситерит мог исчезнуть? — угрюмо усмехнулся Георгий.
— Ну, милый мой… Когда решаются такие вопросы, быть или не быть экспедиции, все идет в ход. Кстати, и твое поведение после того ЧП было весьма отмечено.
— Ну, еще бы… У Климашина были враги?
— Почему обязательно враги? Каждая экспедиция — это прежде всего деньги, а они нужны всем. И если есть возможность чем-то уесть своего ближнего — уедают.
— Ясно…
— В общем, дело считается решенным. И если не представить веских оснований для возобновления работ, ничего не выйдет. А в том, что оставил тебе Климашин, вряд ли есть что-то существенно новое.
— Пожалуй… Но у меня есть одна идея. Я ведь теперь математик. Материалы Климашина можно обработать на машине. Методика для таких обсчетов есть. И если предположения Климашина подтвердятся математически, это уже зазвучит по-другому, так?
— Так-то оно так… — без энтузиазма отозвался Голубев. — А если не подтвердятся?
— Ну, на нет и суда нет.
— Ну, так считай.
— Вот о том и речь. Работа сложная, и делать ее контрабандой нельзя. Помоги включить ее в план нашего института. Сам я ничего не могу сделать.
Голубев помолчал и вздохнул.
— Что ж, попытаюсь, хотя, конечно, гарантировать ничего не могу. А если говорить откровенно, очень не вовремя появился ты с этой историей. Некогда мне до чертиков.
— Ну, больше мне просить некого, — угрюмо сказал Георгий.
— Ладно, не сердись, — примирительно сказал Голубев. — К слову пришлось. Постараюсь сделать.
Георгий не стал ждать, чем закончатся хлопоты Голубева, и сразу взялся за обработку материалов Климашина. Теперь он уже не спешил по вечерам домой. Работа оказалась сложнее, чем он предполагал. Методика обработки таких данных действительно существовала, но в самом общем виде, многое надо было придумывать самому. Георгию несколько раз пришлось ездить к Кенту за помощью. В первый раз Кенту было явно некогда, он, почти не задумываясь, ответил на вопросы, указал литературу и отпустил с миром. Во второй раз Георгий привез ему систему уравнений из методики Кирпичникова и попросил указать, как проще разделаться с ней. Кент, подумав, с досадой спросил:
— А зачем она ему понадобилась?
— Не знаю, — озадаченно ответил Георгий.
— Давай-ка сюда весь шедевр, — пренебрежительно сказал Кент.
Георгий дал ему работу Кирпичникова. Кент бегло просмотрел ее, подумал и приказал:
— Останься до завтра, мне надо как следует посмотреть ее.
Разбирался он ночью, на кухне, отправив Георгия спать в свой кабинет. Разбудил в шесть утра, приготовил кофе и спросил:
— Кирпичников диссертацию по этой штукенции делал?
— Кажется… А что?
— Да так… чувствуется. А на практике его расчеты хоть раз проверялись?
— Не знаю.
— А ты узнай, — неласково посоветовал Кент.
— А что тебе не нравится в этой методике? Она утверждена в нашем министерстве.
— Резолюция министерства — это и есть высший критерий истины? — иронически осведомился Кент.
— Да говори толком, в чем дело!
— Это трудно объяснить конкретно, ты ведь математик еще не ахти какой. Мне эта работа доверия не внушает, и я на твоем месте не стал бы слишком доверять результатам обработки.
Этого Георгий никак не ожидал. Помолчал и растерянно спросил:
— Что же это получается? Халтура?
— Ну, почему же… Я бы не стал так называть. Первый блин, который, по пословице, обязан быть комом.
— А ты… не ошибаешься? Ты же все-таки не геолог.
— Дело тут не в геологии, а прежде всего в самом математическом аппарате. И уж поверь мне, что аппарат этот весьма сомнительного качества.
— Ничего не понимаю… Как же эту методику утвердили в министерстве?
— Опять ты об этом! — с досадой сказал Кент. — На безрыбье и рак рыба. Рыбы не было — вылез Кирпичников со своей клешнятой работой. А так как сейчас мода везде присобачивать вычислительную технику, вот они и приняли эту методику. Все лучше, чем ничего. Бывают случаи и похлеще.
— Что же теперь делать? Отказаться от нее?
— Не знаю, голубчик, — Кент развел руками. — Если нет ничего другого, считай по этой, но — максимум осторожности и здорового скепсиса.
— А как быть с этой системой уравнений?
— Никак. Она тебе не нужна, — уверенно сказал Кент.
— То есть как это не нужна? — несколько опешил Георгий.
— Да вот так. Система эта сугубо теоретическая, ни один массив реальных данных подогнать под нее нельзя. Точнее, можно при очень большом желании, но погрешности будут настолько велики, что расчеты потеряют смысл.
— А зачем же Кирпичников вводил ее?
— Для солидности, наверно. На оппонентов такие красивости очень действуют. Я вместо этой системы вот что придумал, — Кент показал Георгию листок. — Раза в три проще и раз в десять надежнее.
Видя, что Георгий недоверчиво рассматривает листок, добавил, посмеиваясь:
— Пользуйся без опаски, я ведь все-таки тоже кандидат наук, а скоро так и совсем доктором буду…
Георгий навел справки и выяснил, что методика Кирпичникова действительно на практике еще не проверялась. Но ничего другого не было, и он решил приступить к обработке.
10
Голубев свое слово сдержал — работа была буквально навязана институту, что отнюдь не вызвало восторга ни у начальства, ни в группе Георгия. Витенька Митрошин даже позволил себе выразить свое неудовольствие вслух, — он, похоже, как и Кент, разглядел изъяны в методике Кирпичникова.
То, чего не мог объяснить ему Кент, Георгий стал понимать сам, когда вплотную приступил к разработке программы. В методике Кирпичникова не было ни одной явной ошибки, но мелких неточностей, малооснованных допущений, слишком широких обобщений оказалось так много, что где-то в середине работы Георгий задумался: а стоит ли
