опять почувствовал себя маленьким, воспоминание, если хотите, никуда не утекли, а наоборот, новыми волнами накатили на сознание.
Я достал свою любимую гитару, и мне хотелось сыграть что-нибудь двум своим любимым. Они подпевали. Аня — до мурашек, озеро — до конца.
Теперь сыграем в игру: я даю вам три сценария, которые, возможно, произошли далее:
1. Мы поцеловались с Аней на этой самой лодке
2. Я уронил гитару в воду
3. Я уронил гитару в воду оттого, что мы поцеловались на этой самой лодке.
Ну-ка, подумайте немножко. Один, два или три?
Ну, конечно, конечно же, ничего из этого не случилось. На звук песен слетелась местная фауна.
Откуда-то появился Олег, со своей поредевшей (не было одной девушки, Паши и Женьки), но такой же верной шайкой.
Аня дружелюбно со всеми поздоровалась, я промолчал.
— О, артисты собрались, ну-ка, давай, Серый, сыграй нам что-нибудь.
Но играть я не хотел. Тупые лица бывших друзей уставились на меня, на Аню, на гитару.
— Дай тогда я сыграю что-нибудь, Серёжа, пожалуйста, — сказала Денис. Насколько я помню, Денис второй по значимости человек в этом социуме, и, наверное, он думал, что я, посмотрев на него, подумаю: «Какой милый молодой человек, ещё и пожалуйста сказал».
Но гитару давать я не хотел.
— А ты разве играть умеешь?
— Я вообще-то в музыкальную школу ходил, — Денис использовал свой козырь.
— Ты же три года не доучился, музыкант! — а вот это свой козырь использовал Олег.
Все засмеялись, я тоже невольно улыбнулся. Денис был разбит, гитару больше не просил.
— А что ты, Серёжа, играть не хочешь? — злился Олег, — ну и зачем тогда гитару эту с собой брал, *** (несмышлёный человек)?
— А не *** (пойти) бы вам отсюда, господа? Вот вам всем взять, и прямо сейчас *** (убраться) отсюда навсегда?
Я начинал выходить из себя, Аня взяла меня за руку, и я был бы рад успокоиться, да только эти, не иначе как морды, совершенно злобным и бессмысленным взглядом уставились на меня.
— Да ты чё, Серёжа, совсем *** (перешёл всякие границы дозволенного)? — Олег подходил к нам, он уже дошёл до мостика, но тут Лёша внезапно взялся за голову, упал, потом встал и куда-то побежал.
— Ты бы за братом посмотрел, а то убежит, — чуть спокойнее сказал я Олегу.
— А ты мне, ***(слово, усиливающее экспрессию в десятки раз), не говори, что делать, сам разберусь. Ну, что ты красный весь сидишь, как рак, в ручках себя держать не можешь? — Олег попал в самую точку, я не знал, что ответить, он это понял, оттого и неприятно улыбнулся. Его зубы тихонько гнили во рту.
Я ничего не отвечал. Быстро положил гитару в чехол, помог Ане сойти на мостик, сам стал туда и собирался уходить.
— Опять ты уходишь, Серый? Ну ты и ссыкло, и перед бабой не стыдно своей? — после этих слов девушка Олега (до абсурда некрасивая) прижалась к нему.
Какие мысли пронеслись у меня за секунду до следующих событий? Но это были даже не мысли, это было решение в виде осязаемого образа, я просто увидел, что буду делать в следующую секунду.
Я вплотную подошёл к Олегу и хотел избить его до полусмерти, но меня остановила Аня.
— Серёжа, пойдём, не злись, не обращай внимания, давай уйдём.
Еле-еле я слышал голос Ани и ещё меньше хотел её слушать.
Но тут Олег потихоньку отошёл назад, а на лице у него пронёсся испуг.
— Да ну тебя *** (к чёрту), ты же псих *** (полностью и беспросветно). Сейчас голыми руками меня прибьёшь, прям как твой батька тогда. Иди ты в *** (нехорошее, злое место), Серёжа, *** (отбывай) туда, откуда приехал скорее.
С этими словами испуганный Олег, а за ним и его друзья ушли туда же, куда совсем недавно побежал бедный Лёша. Эпилепсия у него, что ли?
Я хотел рвануться за ними, но меня за руку держала Аня, не давая мне убежать.
— Что это такое, Аня? Что он про папу моего сказал? — Олегу я не верил, но всё-таки уж слишком горячо он это сказал.
— Как, что, Серёжа?
Аня обеими руками взялась за мои холодные, белы руки, и мы смотрели друг на друга.
— Что это он такое сказал, что сказал этот *** (нехороший и несколько подлый человек), — последнее слово я прокричал.
— Да разве ты не знаешь, но, подожди… твоя бабушка не говорила?
— Бабушка! — я уже по-настоящему кричал, Аня этого явно испугалась. Впору было бы её немного успокоить, но было сейчас не до этого. Я взял гитару и резкими, непомерно для меня широкими шагами поспешил домой. Аня побежала за мной, взяв мою ладонь двумя руками.
Как дошёл до дома — не помню, как зашёл в дом — не помню, как навсегда из него вышел — не помню. Помню только вот этот разговор.
— О, Серёжка! Иди посмотри, что в газете пишут! Что гречка в Египте…
— Бабушка, как умер папа?
Бабушка, держа газету в руках, пристально на меня посмотрела. Собрав все силы в кулак, она сказала:
— Ну, как умер — бандиты напали, там, на озере, на далёком берегу. Бандиты напали, ограбили…
— Бабушка, как умер папа! — с каждым словом я повышал голос. Сейчас-то я уже понимаю, как нелепо бабушка врала про бандитов. Бандиты!
— Эх-эх, гора мне гора, гора мне гора! — бормотала бабушка, — ну, присядь, внучек.
Я присел, лишь бы она начала скорее говорить
— Кто тебе сказал? Неужели эта ведьма, Анька? — бабушка зло посмотрела на окно, за окном — сидела Аня. Ждала меня.
— Олег мне сказал.
— Какой Олег? Буцькунов или Вырбов?
— Бабушка, как умер папа! — в третий раз спросил я бабушку.
— Эх, Серёжка, я же тебе не говорила, боялась, чтобы ты про Сашку плохо не думал, чтобы ты батьку своего не чурался, поэтому и правду тебе не говорила. Ну, а что теперь, а теперь скажу.
Бабушка говорила долго, несвязно, часто прерываясь на всхлипывания, один раз сходила, налила себе и мне водки.
Что-то из её рассказа я хорошо знал, что-то знал деталями, а чего-то не знал вовсе. Вот, что она мне сказала.
Папа мой, Александр, был самым талантливым мальчиком во всей деревне, в четыре года научился читать. Когда он был маленьким, часто злился и никто его не мог успокоить, да родители его вовсе и не старались «под зад нагой дам, чтобы не кричал, всё». Вырос он человеком ярким, но очень вспыльчивым. В городе, когда учился, познакомился с моей мамой, затем родился я.
