экспедиции и всего одна картина («Бенарес») поступила к Ч. Крэну. Через меня никаких поступлений ни музеям, ни америк[анским] коллекционерам не было — все направлялось в наш Музей. Конечно, невозможно дать имена случайных пароходов — ведь иногда грузы идут даже с перегрузкой, но из Индии, Кашмира и Ладака мы всегда отправляли через фирму «Маккиннон и Макензи», а из Урги (как это знает Морис) отправляли через местную транспортную контору. Морис, вероятно, помнит, что этот транспорт отправился на быках!
Картины, находящиеся в америк[анских] музеях, были проданы до 1923 года, а затем были всем известные продажи нескольким частным коллекционерам уже после 1929 года. Цену последней проданной картины Хиссу — 6500 ам[ериканских] долларов — Вы знаете. Также Вы знаете, что из этой суммы г-н Хорш [взял на] нужды Учреждений 1300 долл[аров], кроме того, упоминались 150 долл[аров] для миссис Крафт. Кроме того, 750 долл[аров] из этой суммы было получено уже не в 1934-м, но в 1935 г. Смешно говорить о том, что сто сорок тысяч, указанные за два года, представляют такую огромную цифру для экспедиции. Это может говорить лишь человек, не имеющий никакого понятия о стоимости экспедиций, о чем мы Вам и писали. Г-ну Хоршу придется разочароваться и в его последнем навете: Вы пишете, что он утверждает, будто бы на экспедиционные деньги я купил дворец в Гималаях. Во-первых, наш дом, фотографию которого Вы имеете, никак не может быть назван дворцом. Во-вторых, приобретен он был как раз на те двадцать тысяч долларов, которые, как мы уже писали, были даны по десяти тысяч в Париже Хоршем на имя Е. И. и мое в аппресиешен[95] наших консультаций по художественным вопросам в поездке по Европе, которая в нашу программу, во всяком случае, не входила. Как мы и писали уже Вам, вполне понятно, что этот дом был приобретен для Е. И., которая, по расстроенному во время экспедиции здоровью, не могла вернуться в долины. Таким образом, и этот навет злоумышленников распадается при справедливом знании фактов. Среди вопросов наших адвокатов указывается, что в моем письме указывалась группа картин, за которые Трэстис Музея положили цену в 200 тысяч долл[аров] (кот[орые] мною не получены). Понимайте это место так: у Мориса теперь имеются все списки картин. Из этих списков можно видеть, которые именно картины были сделаны «мэд перманент фор Музеум»[96], а которые (группа в сто семь картин) представляют собою предположенную цифру в 200 тысяч. О тех картинах, которые «мэд перманент», я и не упоминал, ибо, как г-н Хорш выразился, они сделаны «перманент». Вы уже имеете копию его собственноручных отчетов, в которых он сам не говорит, что картины были куплены, но справедливо указывает, что они «мэд перманент». А эти его отчеты были в конверте, на котором им собственноручно была сделана надпись «вэриус эккаунтс пертэнинг экспедишен»[97].
Радовались мы сведениям Мориса о готовности Клайд быть агентом по продаже картин в Миддль Уэст[98]. Только пусть она не откладывает своего доброго решения в дальний ящик. Ведь у нее уже имеются две картины на этот предмет. Не совсем понимаем, что она предполагает под размещением картин по разным музеям? Думаем, что под этим она предполагает продажу картин музеям. Ведь музеев там много. Поблагодарите ее от нас и попросите ее известить о всех ее ближайших планах. Скорей![99] Только пусть скорее что-нибудь решается в этом смысле — средства совсем идут к концу. Очень знаменательно, что с Юрия не взяли штрафа за налоги. Для наших адвокатов этот факт должен быть чрезвычайно важным. Ведь мы были в одинаковых условиях, и потому налагать пени на одного, а освобождать другого прежде всего нелогично. Среди вопросов, заданных Вам адвокатами, есть некоторые, которые и в нас, и, очевидно, в Вас самих возбуждали недоумения. Действительно, звучит очень странно: то четыреста, то пятьсот, то шестьсот, то снова пятьсот. Также никто никогда не мог понять, что означало энигматическое выражение Леви о ревалюэшен[100] экспедиции.
Очень характерно, что какие-то «друзья», как пишет Франсис, намекали о том, почему я не был в Нью-Йорке во время реорганизации. Но ведь когда мы находились в Хотане под угрозой убийства со стороны сумасшедшего Дао-тая, или когда в Тибете более полугода мы изнемогали от холода и голода, то ведь никто же из нас и не предполагал, что какие-то друзья могут ехать в эти опасные места освобождать нас. Кроме того, это замечание какого-то лица крайне наивно и в том отношении, что разве Леви допустил бы меня к ближайшему решению вопросов — ведь Вы знаете, насколько ревниво он оберегал всю финансовую сторону, никого из нас не допуская к ближайшим рассмотрениям ее. Ведь его схема была всегда, чтобы захватить решительно все в руки, и мое предложение о некоторой самостоятельности Школы и «Пресса»[101] вызывало явное неудовольствие и противодействие с его стороны. Ведь именно он, конечно, больше всего не хотел моего присутствия. Ведь еще в 1923 году при нашем отъезде в Индию его жена говорила: «Как хорошо, что проф[ессор] Рерих уезжает и тем не будет затмевать Люиса». Вы отлично помните, как празднование моего сорокалетия деятельности возбудило неуместные замечания Леви и привело чету в страшное негодование. Вот с каких пор уже зрел план насилия, завладения и искоренения всех основателей дел. Ведь и в 1930 году в апреле я уехал, чтобы не обострять отношений. А что было при моем приезде в [19]34 году, Вы сами свидетели. Также Вы свидетели тому, что с нашей стороны мы сделали решительно все, чтобы удовлетворить тщеславие и самомнение Леви. И хвалили, и отмечали, и рекомендовали их, надеясь, что в них все же произойдет эволюция. Но, очевидно, не только не читалась Живая Этика, но даже все соображения об эволюции были поняты в каком-то инволюционном плане. Воображаю, как были поражены адвокаты, читая выдержки из писем Леви до середины [19]35 года [и] его грубейшие непристойные выпады после июля того же года. Для каждого беспристрастного судьи этот вольт-фас должен быть знаменательным. Ведь ничего же с моей стороны не произошло. Даже все мои дневники посылались на имя Леви. Но, очевидно, дозревший злоумышленный план должен был быть приведен в действие, и мы теперь понимаем, насколько разные сроки злокозненно обдуманы. Кроме всяких десятилетий Вы отлично видите, что теперешний удар направлен именно против продвижения, чтобы насколько возможно для темных сил хоть что-нибудь искривить или задержать. Множество частных случаев показывает, насколько злоумышленники широко