— Проспали все-таки? Что же мне ее теперь показывать?
— А что, мы виноваты, если оно сразу началось? Хорошо, Корякин лошадь дал, успели бетономешалку и остатки перевезти в сухой угол и полы сделать, — гудел бригадир простуженным басом.
— Ладно, потом договорим. Ну как, ребята, работа, жизнь?
— Ничего, — ответило сразу несколько голосов.
Правоторов обвел всех взглядом. Трое из бригады были взрослые, остальные — народ молодой, безусый, недавно из училища.
— Говорят, вы тут весело живете. Как на курорте.
— Как на курорте, — подтвердил парнишка, который стоял напротив Правоторова, — грязи принимаем. — И все засмеялись — видимо, эта шутка была здесь в ходу.
— Я смотрю, грязи вам на пользу. Порозовели, поздоровели.
— Долго нас здесь мариновать будут? — спросил все тот же, что шутил насчет грязей. — Обещали только до весны...
— А чем вам тут плохо?
— Да скучно, мочи нет. Не привыкли мы к деревне. Надоело.
— Ну, это не самая большая беда. Надо, ребята, поработать — пока не закончим, пока поросята здесь не захрюкают.
Ребята слушали и молчали, и молчание это, Правоторов понимал, не было знаком согласия. Он думал о том, как продержать их до лета — новую, кадровую бригаду никто сюда везти сейчас не разрешит.
* * *
Трактор подтягивал машину к самому въезду. Зайцев высунулся из кабины, крикнул Правоторову:
— Надо просить трактор на обратный путь! Не пройдем!
— Хорошо! Не теряй времени, разворачивайся! — махнул ему рукой прораб. — Ладно, ребята, работайте, не буду мешать. Пойдем, Миша!
Шофер отцепил трос, развернул машину, попятил задом сквозь ворота в корпус, к ларю. Прораб с бригадиром подошли, Правоторов написал записку, вырвал листок из записной книжки, отдал Зайцеву и пошел с бригадиром по стройке.
В переходе, соединяющем два корпуса, будущем пищеблоке фермы, давно стоящем под крышей, Правоторов заметил перемены: навешены грубо сколоченные двери, запах дыма, жилья. Он заглянул в одно из помещений: внутри было кое-как оштукатурено и побелено, расставлены кровати, временные деревянные полы, большая железная печь посередине.
— Что это такое? — спросил Правоторов.
— Потеплело, решили ближе к объекту перебраться.
— Что-то ты мне голову морочишь.
Бригадир переминался с ноги на ногу.
— Да ну их. Разговоры всякие, сплетни, все про нас знают. А тут мы сами себе хозяева.
— А обедаете где?
Бригадир провел в следующее помещение, оборудованное под столовую и одновременно под красный уголок: большая плита, дощатый, грубо сколоченный стол, на столе шашки, домино; в углу, на другом столике, покрытом красным кумачом, небольшой дешевый телевизор.
— А телевизор откуда?
— Вы меня, Сергей Иванович, допрашиваете, будто я цемент загнал и телевизор купил, — Михаил широко улыбнулся. — Корякин телевизор дал. Он у них в конторе для модели стоял.
Они сели за стол, друг против друга. Правоторов посмотрел на бригадира испытующе; бригадир выдержал взгляд. Правоторову нравился этот парень. Молодой еще — год, как из армии, а успел уж бригадиром стать. Есть в нем самостоятельность, хозяйственность, ревнивое отношение к своему авторитету — не отнимешь. Нагорную канаву вот почистил, и цемент выработал, и обосновался здесь в недостроенном помещении, вполне капитально, с умом. Хитрость в нем есть, и ум, и образование — техникум строительный за душой, а вот поди ж ты, не хочет мастером. От мастера и до прораба недалеко. А не хочет. От похвалы не растает. От «проработок» только набычивается, но переносит с достоинством. Какой-то к нему индивидуальный подход нужен. Но Правоторову не до индивидуальных подходов. — Что мне с вами делать! Цемент подмочили, кирпичную кладку не довели, — начал он.
— Да не подмочили мы! — загудел бригадир, с терпением принимая «наведение шороха». — Почти сутки без перекуров работали, спросите хоть у кого! Вместо кирпичной кладки — бетонные полы и вот — штукатурка!
— Колхозники на вас жалуются. Ребята бузят на площадке, играют.
— Слушайте больше! — пробурчал бригадир.
— Неправда, что ли? Пойдем вместе спросим.
— Ну, может, и правы немного. Среди ребят шпана есть — я ж вам говорил.
— Что, слабей шпаны оказался? Бригадиру не пристало жаловаться на такие вещи; ты ж у себя в бригаде — хозяин. Тебе как бригадиру власть дана и нами, и бригадой — действуй.
— Да устал уже. Надоело, Сергей Иванович. Многим ребята недовольны.
— Чем именно?
— Скучно, настроения всякие... Перед армией, говорят, погулять надо, а тут что? Есть клубишко, да и то... Кино старое крутят, еще осенью в городе смотрели. Танцы — раз в месяц по заказу. В столовой — одна картошка с мясом. Хорошо, Корякин вошел в положение — собрали мы тут собрание, его пригласили. После этого он в райком звонил, сам кое-что сделал... Так вот и живем. Пить не даю. На кого прикрикнешь, кого шуганешь... А разве это нормально? Что, мне больше всех надо?
— Да-а... Ну завел ты песню, — долго посмотрел на него Правоторов. — Ты что ж думаешь, бригадир — это только почет и уважение и бригадирские в кармане? Думал, в бригадиры — что в дамки попасть, дальше само пойдет? Думал, что начальству легче? Нет, Миша, ошибаешься. Помнишь, о чем мы с тобой говорили, когда вы сюда уезжали? Я думал, ты крепче окажешься. Трудно тебе стало — с двенадцатью пацанами справиться не можешь? Где же твое бригадирское самолюбие? Где твой авторитет? Давай поговорим с бригадой...
— Да что говорить... В общем, понял я. Вам ехать надо, пока светло.
— Не-ет, давай говорить!
Они посидели еще немного, обговорили дела и пошли в бригаду.
Миша собрал ребят.
— Я хотел с вами немного потолковать, — начал Правоторов. — Вы уже пожили здесь, лучше меня все видите и знаете. Скажите, только честно: надо помочь деревне построиться?
— Надо, — ответило несколько нестройных голосов.
Ребята стояли вокруг, опершись на лопаты и ломы, щурясь на солнце. Чтобы видеть их всех, Правоторову приходилось оглядываться, и он старался отодвинуться — он привык разговаривать с людьми, видя их перед собой. Так легче.
— Конечно же надо,
