Софи охватил страх, но кричать было стыдно, и она лишь молча и отчаянно сопротивлялась князю. Он больно ломал ей руки, поцарапал, но все же Софи удалось вырваться и побежать...
— Вот что я тебе скажу, матушка, — внушительно промолвила Наталья Гурьевна. — Дурь-то свою из головы выкинь. Хочешь в девках остаться?
— Не останусь, — ответила Софи, улыбаясь глазами.
— Думаешь?
— Уверена, маменька.
Наталья Гурьевна поглядела на нее с подозрением. — Откуда же у тебя такая уверенность? (Софи молчала.) Уж не этот ли? Не Турчанинов?
Дочь молчала, чуть улыбаясь.
— Может быть.
С минуту Наталья Гурьевна не спускала с дочери грозного взгляда, затем поднялась на ноги, собираясь уйти. Внешне спокойно проговорила:
— Вот что я тебе скажу, ma chere fille[7]. Всю эту дурь, пустые бредни, выкинь из головы раз и навсегда. Ты выйдешь замуж только за князя Кильдей-Девлетова. Поняла? Завтра же напишешь ему письмо, что согласна. И что считаешь его предложение большой для себя честью.
Показывая, что разговор закончен и последнее слово за нею, Наталья Гурьевна с надменно поднятой головой направилась к двери. Она услышала за спиной у себя сдавленное рыданье, но не оглянулась.
* * *
Иван Акинфиевич, как обычно, сидел с длинным чубуком в вольтеровском кресле, покуривая, и скучающе глядел на пустынный двор, где паслась под кривой березой старая кобыла Земфира, щипала травку, и порой пробегала простоволосая дворовая девка из людской на кухню либо с кухни в людскую. По случаю нездоровья (ломило поясницу, хоть и натерла его на ночь Наталья Гурьевна бобковой мазью) никуда он сегодня не выходил из комнаты. На коленях у него лежал раскрытый томик, переплетенный в желтую свиную кожу, с красным обрезом. «Познанье во всех науках», изданное еще при Екатерине, было чуть ли не единственной книгой, которую когда-либо держал в руках Перфильев. Раскрыто было «Познанье» на разделе «Геральдика».
Когда Ивану Акинфиевичу надоедало созерцать кобылу Земфиру, он, зевая, брался за книжку и в тысяча первый раз читал:
«Вопрос: Что такое наука геральдика?
Ответ: Сия наука есть наука о гербах.
Вопрос: Почему сия наука полезна?
Ответ: Сия наука не только полезна, но и необходима для людей благородных, ибо по оной мы можем узнавать, какие нужно нашивать гербы на ливреях наших лакеев...»
За чтением «Геральдики» и застала его сегодня возбужденная, влетевшая в комнату Наталья Гурьевна.
Подробнейшим образом рассказала она мужу обо всем: и о неожиданном визите князя Кильдей-Девлетова, и об отказе Софи, и о том, что она, по-видимому, увлечена Турчаниновым, и о дерзкой ее строптивости в разговоре с матерью.
— Твоя дочь, вся в отца, — мимоходом ввернула она ядовито во время повествования.
Иван Акинфиевич заморгал и поежился в кресле, однако ни слова не возразил.
— Хоть бы ты с ней поговорил, — продолжала Наталья Гурьевна, устремив на супруга взор, исполненный неуверенной надежды. — Внуши ей, что отказываться от такой партии просто безумие. И ссориться с Кильдей-Девлетовыми... Мы же соседи...
— Хорошо, Натали, я поговорю, — неуверенно пробормотал Иван Акинфиевич.
Наталья Гурьевна поглядела на него внимательней и с горечью махнула рукой.
— Уж ты поговоришь! Тот лётр да тот лётр — только от тебя и услышишь.
— Нет, нет, Натали, поговорю.
После того, понизив голос, Наталья Гурьевна поведала мужу, что поручила ключнице Фионе самый бдительный надзор над Софи, а в особенности над Дуняшкой: не побежит ли куда-нибудь из усадьбы? Вполне вероятно, что Софи сегодня же постарается дать знать Турчанинову о сватовстве князя.
— А, легка на помине! — сказала, заглянув тут в окно, Наталья Гурьевна с улыбкой, которая не сулила ничего доброго: на дворе показалась торжествующая Фиона — тащила за руку упиравшуюся Дуняшу. — Молодец Фиона. Ну что же, поговорим с голубушкой.
Представ пред барыней, ключница доложила, что застукала Дуняшку в ту минуту, когда она, накинув на голову платок, выбегала из ворот усадьбы. «Вот привела к вам, матушка барыня, как было приказано...» На вопрос Перфильевой, куда это она собралась, девушка ответила прерывающимся голосом, что она шла на деревню, проведать отца с матерью.
— А ну-ка, обыщи ее! — приказала Наталья Гурьевна ключнице.
Через несколько минут Фиона передала барыне маленькую сложенную записочку, найденную у девушки за пазухой.
— Так я и знала, — спокойно, с удовольствием проговорила Наталья Гурьевна, пробежав глазами записку. Передала ее мужу, сделав брезгливую гримасу. — Прочти, что пишет твоя дочь почти незнакомому мужчине... А ты что же это? — обратилась к помертвевшей, трясущейся Дуняше. — Любовные записки передаешь, потатчица?
Прозвучала хлесткая, умелая оплеуха. Наталья Гурьевна ударила девушку сначала по левой, а затем, наотмашь, тою же ладонью по правой щеке. Дуняша пошатнулась, побелевшие губы задрожали, скривились, она заплакала навзрыд.
— Фиона, — сказала Наталья Гурьевна, — остричь мерзавке косы, провезти по деревне и отправить на скотный двор, к коровам... И выдать замуж за пастуха Микешку.
— Барыня! — закричала в ужасе Дуняша, всплеснув руками.
— Да, да, за Микешку, — повторила Перфильева. — Будешь знать, как любовные записки носить!
— Ой, барыня, миленькая!.. Ой, да что же это! — завопила Дуняша, падая на колени, платок сполз ей на плечи. — Ой, простите, золотая, желанная, никогда больше не буду!.. Ой, да что же это, смертынька моя пришла!.. — выла она, рыдая, и ползла на коленях, стараясь схватить у барыни руку, чтобы припасть губами, но Наталья Гурьевна, пряча руки за спину, пятилась от нее мелкими шажками.
— Натали, слишком жестоко! — несмело пробормотал по-французски Иван Акинфиевич, морщась: происходившая у него на глазах сцена была и неприятна, и несколько шумна.
Однако Наталья Гурьевна не обратила внимания на слова мужа.
— Будешь знать, негодяйка!.. И замолчать! — взвизгнула она, топнув ногой. — Не вопить! Замолчать сейчас же!.. Фиона, убери ее!..
ЖДУ ВАШИХ СЕКУНДАНТОВ
Из бильярдной в тот момент, когда Турчанинов проходил мимо, донеслось щелканье шаров: старый князь с утра развлекался с обычным своим партнером — Мышиной Ноздрей. Нашел, слава богу, себе компаньона. А то первые дни, похоже, был недоволен, что он, Турчанинов, не любит бильярда, не играет и
