сторожевую паутину. — Если меня съедят твои сородичи, значит, так и надо. Понял?
И вдруг произошло чудо. Близнец снова открыл рот, но вместо сиплого стона из него вырвалось:
— Поал… Седяат…
— Ну не знаю, поал ты меня или нет, — передразнил его Симур, стараясь скрыть свою радость, — но до того как меня седяат, я сам кого-нибудь съем.
Как ни странно, но близнец его и в самом деле понял. Как заправский паук, вскарабкался он по паутине к самой сердцевине ловчей сети, в которой что-то трепыхалось. Через мгновение он снова стоял перед своим братом, протягивая ему горсть… «трехкрылок». Симур с жалостью посмотрел на смятые разноцветные крылышки этих прекрасных насекомых и с отвращением оттолкнул руку близнеца, перепачканную пыльцой. Тот без всякого выражения посмотрел на него и молниеносно слизнул добычу с ладони.
Симур огляделся и обнаружил неподалеку слегка перезрелую колонию грибунов, подскочил к ней, сорвал несколько наиболее крепких плодоножек. Надкусив одну из них и с удовольствием прожевав, другую протянул брату. Близнец осторожно взял ее, понюхал, лизнул и принялся жевать. Его лицо снова исказила судорога, по которой трудно было понять, нравится ему угощение или нет, но второй грибун он тоже схрумкал. Разделив с братом трапезу, юный древолюд почувствовал себя почти счастливым. И хотя вокруг по-прежнему свисали гроздья паучьей кладки, впервые с момента взлета на коробчатой «трехкрылке» его окутало блаженное ощущение безопасности.
Солнца сменяли друг друга, а Симур все еще оставался в Гнездовьях. Он давно бы ушел, если бы близнец последовал за ним, но тот ни в какую не желал переступать сторожевую нить. От нечего делать юный древолюд принялся обучать брата словам. Он показывал ему руки, ноги, глаза, губы, уши, грибуны, прыгофрукты, паутину, трехкрылок, мухлей, ветки, кору, листья, солнце, небо, облака, послезакатные огоньки и все это называл по нескольку раз, покуда близнец не запомнит и не научится произносить эти названия правильно. Чем дальше, тем легче давалось тому произношение слов, вот только юный древолюд не был уверен, что брат понимает их смысл.
Увы, так оно и оказалось. Когда Симур попытался поговорить с ним на самую простую тему, близнец лишь покорно повторял за ним произнесенные слова, да и только. И все же приятно было слышать древолюдскую речь среди немых пауков, которые оставались совершенно равнодушными к присутствию в Гнездовьях чужака. Одно только огорчало юного древолюда. Обучая брата основам речи, он надеялся расспросить его о том, как тот умудрился попасть на дерево великана. И, несмотря на то что осмысленной речи от близнеца ему добиться не удалось, Симур все же узнал эту тайну.
Это произошло на закате солнца, которого по счету, юный древолюд уже и не помнил. Туман, что окутывал Гнездовья непроницаемым облаком, вдруг рассеялся. Впервые после своего пленения Симур увидел стену золотого света и ощутил тоску по большому миру вокруг. Однако прежде чем эта тоска подтолкнула его к решительным действиям, он получил ответ на мучающий его вопрос. Сначала в золотом небе возникла темная точка. Потом она плавно развернулась в длинную, отблескивающую в закатных лучах нить, усеянную черным бисером. Нить превратилась в толстый жгут туго сплетенных между собой паутинок, а бисер оказался крохотными паучатами, путешествующими по воздуху верхом на нем.
— Так ты здесь очутился?! — спросил Симур, схватив брата за плечо и поворачивая его лицом к небу.
— Ты. Здесь. Очутился, — послушно повторил тот.
— Да уж, добьешься от тебя, — пробурчал юный древолюд. — Хватит! Надоело мне здесь торчать. У меня дело есть. Идем!
Он схватил обоюдоострый шип — с ним Близнец ходил на охоту — и рассек сторожевую нить, которую тот не решался переступить. Делать этого не следовало, но Симур понял это слишком поздно. Подскочив к брату, он буквально выволок его за пределы заколдованного круга, очерченного наслоениями старой паутины, что окутывала Гнездовья. Близнец не сопротивлялся. Покорно, словно уже укушенный своими собратьями-людоедами, переступая вечно полусогнутыми ногами, он двинулся в направлении, куда его влекло это странное, похожее на него существо.
Может быть, они так и ушли бы, но разрыв в сторожевой сети Гнездовий не остался незамеченным. Пауки-людоеды хлынули со всех сторон, словно черный, скрежещущий жесткими сочленениями поток. За все время своего пребывания в их туманном, пронизанном зловонием и тишиной мирке Симур не видел столько этих отвратительных созданий. Некоторые взрослые особи несли на спинах своих отпрысков, будто вывели их на прогулку. Однако обманываться не стоило. Восьминогими многоглазыми тварями двигали только два побуждения — голод и забота о продолжении рода.
Внешнее равнодушие, которое они проявляли к присутствию в своей вотчине чужака, объяснялось лишь их уверенностью, что добыча никуда не денется. Ее даже кусать не было нужды. Придет срок, и вылупившиеся детеныши смогут приступить к своей трапезе. И вот теперь добыча словно нарушила молчаливый уговор. Она не только попыталась удрать, но и утащила за собой одного из них. Следовало водворить строптивую дичь на положенное место, заодно высадив на нее паучат — пусть начинают кормиться! «Добыча» смутно догадывалась, что с нею произойдет, и готова была удирать во все лопатки, прыгая с одной древоветви на другую. Увы, иного способа передвигаться в Отвесном мире не было.
Да, Симур старался изо всех сил, но близнец следовал за ним неохотно, то и дело оглядываясь на приближающихся «сородичей». Юный древолюд понимал, что с такой обузой он от пауков далеко не уйдет, но не мог бросить брата. Оставалось только принять бой. Покрепче перехватив шип, он вцепился свободной рукой в мертвую лиану, что раскачивалась у него над головой. Весь сосредоточившись на предстоящей схватке, Симур и не заметил болезненной гримасы, исказившей лицо его брата-близнеца. Ловко выхватив у странного чужака обоюдоострый шип, тот подпрыгнул вверх, едва не наступив братишке на макушку, и мигом перерезал мертвую лиану, на которой тот раскачивался.
Беспомощно кувыркаясь, юный древолюд еще успел заметить, как нахлынувший паучий поток облепил Близнеца с головы до ног и потащил обратно к Гнездовьям. Видимо, они забыли об ускользнувшей добыче, как только та пропала из поля зрения. Вернули своего — и ладно! Да и сам Симур вскоре забыл о них. У него теперь была иная забота: как остановить свое стремительное падение вдоль исполинской стены Отвесного мира. Древоветви были слишком толстыми, чтобы за них можно было ухватиться на лету, а мертвые лианы либо выскальзывали из рук, обжигая ладони, либо обрывались под его весом.
Отчаянное положение толкает на отчаянные поступки. Юный древолюд вспомнил, как он парил, раскинув руки и ноги, когда у него за спиной были
