— В игровую? — переспрашиваю я, глядя, как в его вертикальных зрачках играют блики. И замечаю, новую странность. Часть тёмной щетины на щеках и скулах Рисая, словно под специальный трафарет, окрашена в рыжие полосы.
— Ты вообще слышала когда-нибудь о разных сексуальных забавах, эротических игрушках? Может, о ролевых играх?
Краснею от стыда до самых кончиков волос, но всё же киваю утвердительно. Да, Рисай был первым моим мужчиной. Но это вовсе не означает, что у меня нет глаз и ушей.
Невольно вспомнив о вчерашнем сексе, стараюсь сосредоточиться на чём-то другом. Только бы не думать о том, почему внешность Рисая так меняется, начиная с нашей первой ночи.
— Вот и чудно. — Двуликий разворачивает меня лицом к разъехавшейся в стороны стеклянной стенке лифта. — Значит, мне не придётся тратить время на долгие объяснения.
Рисай выводит меня из лифта, легонько придерживая за плечи.
Ему, действительно, не надо ничего объяснять. Я всё вижу своими собственными глазами.
Огромная комната, оформленная в чёрно-красных тонах. На стенах с шелкографией висят такие же ночники, как в предыдущем зале.
Возле одной из стен стоит красный кожаный диван с несколькими подушками-валиками разных размеров.
На возвышении в самом центре комнаты немыслимых размеров кровать со странной конструкцией из металлических перекладин, крюков и петель.
На чёрной шёлковой простыне лежат две новенькие маски, пара одноразовых тюбиков, содержимое которых для меня остаётся загадкой, и упаковка презервативов.
Перевожу взгляд в сторону и замечаю две металлические стойки. На них как на вешалке висят вещи, при виде которых меня с головой накрывает паника.
— О, господи! Прости. — Я отворачиваюсь и утыкаюсь носом в грудь Рисая. — Мне, правда, ничего об этом не сказали. Я не знала, что всё будет так!
— Всё нормально, Дарья. — Рисай сжимает мои плечи и силой заставляет оторваться от него.
Если бы не он, я, наверное, умерла бы от страха ещё там, в лифте. Но сейчас мне кажется, что я готова умереть во второй раз. Уже от стыда.
— Рисай, ты правда не злишься на меня? — прищуриваю я глаза и смотрю с недоверием.
Ну, почему у меня такое чувство, будто двуликий всё ещё зол? И теперь бояться его мне нужно сильнее, чем когда-либо.
Почему именно сейчас мне больше всего хочется бежать от него без оглядки? И какого чёрта вместо этого я продолжаю стоять, дрожа в его руках, и смотреть ему в глаза?
— Я правда не злюсь, моя куколка, — кивает он совершенно спокойно.
И только шальные отблески желтых ночников отражаются в чёрных прорезях его вертикальных зрачков.
И только незнакомая хищная улыбка вновь медленно расползается по его идеальным губам…
Глядя на Рисая, я уже жалею о своём опрометчивом поступке. И моментально включаю задний ход.
— Знаешь, а давай, лучше поднимемся и вернёмся домой. Чёрт с ними, с деньгами! — Стыдно признаться, но больше всего в этой комнате меня пугает не двуликий. Кое-что другое. — Признаю, это самое ужасное свидание.
Вновь украдкой бросаю косой взгляд на две стойки с целым набором плёток из разных материалов, с метёлками из широких полос кожи с металлическими шариками на концах. И ещё много с чем. На этих стойках вообще полно предметов, предназначения которых я не могу даже вообразить.
Рисай усмехается.
Сначала он просто ослабляет объятия, а затем и вовсе отпускает меня. Но не спешит отвечать.
Оставив меня одну, двуликий направляется к лифту.
Некоторое время он внимательно изучает обе половины его раздвинувшейся стены. А после проводит ладонью по краю одного из стыков стеклянного лифта.
Пользуясь возникшей паузой и тем, что Рисай отвлёкся, я тихонько проскальзываю мимо кровати и останавливаюсь поближе к заинтересовавшим меня стойкам.
Если говорить точнее, то меня интересует предмет, висящий на одной из них. Длинная кожаная плеть с чёрной рукоятью и раздвоенным, словно змеиный язык, концом.
Уже не помню, где именно, но я слышала, что раньше закон обязывал высших двуликих и двуликих, занимавших высокий пост, носить на ремне плеть. Она была чем-то вроде показателя их статуса, а также орудием защиты и средством казни.
Я осторожно протягиваю руку и дотрагиваюсь до плети. На первый взгляд она кажется плотной и жёсткой. На самом же деле, прикасаясь к ней, понимаю, что плеть имеет приятную, мягкую структуру замши.
— Спустившись, мы уже не поднимемся в нём. Здесь всё управляется автоматически. — Голос Рисая неожиданно врывается в моё сознание, заставляя застыть на месте.
На мгновение мне чудится, будто двуликий размышляет вслух, советуясь сам с собой. Я не сразу соображаю, что он обращается ко мне. Что это ответ на мою просьбу вернуться наверх.
— В каком смысле, уже не поднимемся? — переспрашиваю я, на время забыв о стойках и о плети, которую так и держу в руке.
— Ну, фактически мы заперты вдвоём в спальне для оргий. На два оплаченных тобой часа. — Он резко поворачивается и, застукав меня с длинной чёрной плёткой в руке, придавливает тяжёлым взглядом. — А знаешь, мне всё больше начинает нравиться твоя идея со свиданием.
Я вздрагиваю, и плеть выскальзывает из руки. Однако уже слишком поздно…
Рисай то ли моментально забывает о лифте, то ли смиряется с тем, что почти два ближайших часа нам предстоит провести запертыми в этой спальне.
Опускаю глаза и краснею. А двуликий несколькими широкими шагами пересекает комнату и оказывается совсем близко ко мне.
Его глаза с вертикальными зрачками горят золотом. Его отросшая как по волшебству щетина с рыжими полосами наводит на странные ассоциации.
Я отчего-то именно сейчас вспоминаю родителей, вырастивших меня. Вспоминаю, как много лет назад они один-единственный раз возили меня в заповедник, чтобы показать тигров.
Рисай, не отводя от меня немигающего взгляда, сжимает мои плечи ладонями.
— Вижу, нам обоим приглянулась эта плеть. — Он наклоняется к моему уху и, проведя по нему губами, шёпотом, от которого внутри всё плавится, добавляет: — Хочешь, я покажу тебе двенадцать способов её применения?
Двуликий оставляет на моей шее один лёгкий поцелуй. Словно издеваясь надо мной, почти невесомо скользит губами вниз и… впивается в кожу зубами.
— Ай! — вскрикиваю я и дёргаюсь в тисках его ладоней. — Ты что творишь?!
Укус Рисая превращается в долгий, обжигающий и болезненный поцелуй. Слышу, как два наших сердца начинают одновременно сходить с ума.
Двуликий с тяжёлым вздохом отрывается от моей шеи, а потом вдруг подхватывает меня под попу и прижимает к себе.
— Хорошо. Сегодня обойдёмся. Без плети…
