class="p1">— Сколько желающих, — хмыкнул Дрейк. — Пора пересмотреть расценки.
Я не видела ничего кроме бледно-желтых глаз.
Малин. Ненавижу тебя. За то что ничего не чувствуешь.
Почему истинный — он, а не кто-то из приезжих? Таких же нормальных, как я.
Я бы не сопротивлялась. Не сдерживалась. Сама бы шагнула навстречу.
— И ты? — воскликнула блондинка, перетягивая на себя мой затуманенный взор. — Девочкам надо уступать. Я верну ее целой, успеете наиграться.
Растянутые в кокетливой улыбке губы хотелось подретушировать. Разбавить кровоподтеком, например.
— Я не вещь, — процедила я, — и никому не позволю "играться" со мной.
Столичная с притворным сочувствием покачала головой и повернулась к Дрейку.
— Я всего лишь дам ей пару уроков хороших манер.
Он поймал мой взгляд. Даже не представляю, что в нем.
Во мне с факелом наперевес разгуливает взбесившаяся истинность, приговаривая: "Кто не спрятался, я не…"
— Наденешь ошейник и поводок, заставишь ползать на четвереньках и лизать тебе пятки? — усмехнулся Дрейк.
— Хорошая идея, спасибо, — блондинка сжала его плечо. — Хочу-хочу. Мур-мур.
Острый алый ноготь прошелся по нижней губе Дрейка.
Больше не хотелось смотреть на него. Очередной столичный, такой же, как остальные.
Вдох внезапно отозвался щемящей тоской в груди. Она тяжелым шаром прокатилась по ребрам и упала в живот.
На глаза набежали слезы. Внезапный, совершенно беспочвенный, страх больше никогда не прикоснуться к Малину, буквально выворачивал сознание. Раскурочивал все несущие конструкции здравомыслия.
Откуда это взялось?
Отрешенно проследила за своей рукой, будто не я ей управляю, а нечто чужеродное. Тепло разлилось по ладони, мягкая ткань футболки словно облизала нежную, ставшую слишком чувствительной, кожу.
Как сопротивляться?
Биение сердца под рукой. Ненавистное.
Злость хотела вонзить когти в плоть, а истинность умоляла услышать стук, пропустить через себя чужой пульс.
Давя ногтями на футболку, вдавливая ее в кожу, повела наверх.
В бассейне Малин прижимал меня к себе и было легче. Истинность не молчала, но и не вопила отчаянным раненым зверем.
Вдруг сработает?
Горячая гладкая кожа обжигала. Миллион мелких иголочек-искорок пронзили всю поверхность, включая пальцы. Покалывание в подушечках усилилось и сменилось слабыми импульсами.
Микроток, расслабляющий натянутые до невозможности мышцы, прошел по телу.
Разжала челюсть, выдыхая через рот.
Прикрыла веки, сглатывая дикую сухость. Не веря, что крушившее и ломавшее меня изнутри медленно затихало.
Собственное тяжелое дыхание оглушало.
Прижалась лбом к твердой груди.
Не хочу снова. Не хочу опять проходить через истинный ад.
Безжалостно впилась ногтями в бока Малина. Стальные мышцы под кожей не позволяли продавить. Доставить ему хоть какой-то дискомфорт — уже радость.
— Ненавижу, — выдохнула, почти не размыкая губ.
Малин не прикасался. Он терпел мои ногти, лоб, прижимающийся через футболку, но не трогал.
Хорошо это или плохо? Не знаю. Я хочу никогда его больше не видеть и не хочу отпускать.
— Эй, пока мы обсуждаем цену, вы уже тискаться начали? — возмущенно вопросила блондинка.
Я успела позабыть и о ней, и о Дрейке.
Впилась ногтями сильнее, представляя, как сжимаю шею столичной стервы.
— Малая, я тебе не подушка для иголок, — с неприкрытыми недовольством прозвучало над ухом, — втяни когти.
Сделала все в точности наоборот — надавила сильнее. Не из вредности, а из-за до боли знакомого прозвища. Тим никогда не говорил "сестра", не называл по имени. Всегда только Малая.
— Я вообще не разрешал тебе прикасаться ко мне.
Отстранилась, не убирая рук. Закипая от злости, негодования, под воздействием проклятой истинности каждая эмоция ярче и острее.
Глядя в бледно-желтые глаза запустила пальцы под футболку и с маниакальным удовольствием вонзила ногти в кожу.
Малин недобро повел головой, во взгляде если не желание прибить меня на месте, то около него.
— Ты ничерта не чувствуешь, — зашипела ненавистно, — и даже не представляешь, что испытываю я.
— Я в этом виноват? — он издевательски приподнял брови.
— Мне плевать. Я хочу, чтобы ты тоже страдал.
Широкая ладонь обхватила шею под подбородком.
Сглотнула от легкого давления, вместе со страхом чувствуя кое-что еще.
Возбуждение прокатилось внизу живота. Чужеродное желание, чтобы Малин стянул мои волосы на затылке, поставил на колени и локти…
Это. Не. Я.
Не я!
— Тебе нравится, — Малин пристально всматривался в мои глаза, чуть сдавливая шею, ослабляя, поглаживая большим пальцем.
Отбросить его руку — не так сложно. Легче легкого. Но я не могла пошевелиться. Смотрела в его глаза и плавилась в котле с оловом.
Грубая ладонь отчего-то стала казаться нежнейшим шелком, наэлектризовывая кожу в месте прикосновения.
— Макс, какого хера? — голос Дрейка доносился будто из другого мира. — Отойди от моего слейва.
В желтых глазах блеснула злость. Челюсть заметно напряглась. Он неторопливо отнял руку, перестав касаться моей шеи.
Тонна ледяной воды, не меньше, рухнула на меня, придавливая к полу. Внутри мгновенно затянуло в паническом недостатке нужного и необходимого.
— Я терпеливо жду, — известил Дрейк с налетом иронии.
Взгляд Малина осязаемо мазнул по сгибу шеи, оставляя незримый след.
Столичный с легкой усмешкой отступил на шаг.
Захотелось обнять себя руками, чтобы согреться от накатившего холода, пробившего на озноб. Недолгий. Холод быстро сменился болезненным пекло.
Обняла лицо ладонями в приступе дикого отчаяния.
Что мне делать? Что?!
Сбежать?
А поможет? Как надолго?
Я готова пойти добровольцем на любые эксперименты, лишь бы никогда больше не проходить через это снова.
— Максик, ты можешь взять ее в любое другое время, — тягучий голос блондинки действовал на нервы. — Уступи мне.
Уступи!
Мой истеричный смешок растворился в тишине комнаты.
— Оливия, я на твою плату пока не согласился, — голос Дрейка звучал обыденно.
Пока я была не в себе, они успели обсудить плату? Так нечаянно моргну, а меня уже продали.
— Дре-ейк, ну, не будь вредным. Ты ведь не такой. Ты милый, чуткий, понимающий.
Я не дождалась окончания спектакля театра абсурда.
— Вы бы друг с другом поразвлекались, у вас для этого все есть, — я смотрела в пол перед собой, мечтая раствориться.
— Слышите? — возмутилась блондинка. — А я ее научу, как надо разговаривать со столичными.
— Я безнадежна, — хмыкнула безразлично и с протяжным вздохом согнулась пополам от болезненной истомы. — Черт…
Принцип понятен: чем сильнее сопротивление, тем сильнее проявление. Своеобразное наказание за непослушание.
Функционировать вдали от истинного можно — проверено. Выхода как минимум два: согласиться на эксперимент, и если он окажется неудачным, убежать. Далеко, насколько возможно. И жить дальше.
— Я сам хочу поразвлекаться со своим новым слейвом, — безмятежность Дрейка порождала волну тревоги. — Обсудим ее аренду в другой день.
Яростный стук каблуков ритмично вспарывал пространство.
Я смотрела на белые с желтыми вставками кроссовки Малина, не разгибаясь. Не хочу видеть столичных.
