— Я думаю, — сказал полицейский, — лучше всего отвести ее участок и там побеседовать.
Кассир кивнул, казалось, все происходящее доставляет ему удовольствие.
— Вот деньги, которые она мне дала. — Кассир протянул желтый конверт. Полицейский осторожно взял ее за руку и подвел к стойке. Кассир передал ему конверт.
— Это мои деньги, — запротестовала Гилли.
— Конечно, твои, крошка, — сказал кассир с фальшивой улыбкой.
Знай она, как тут быть, она бы так и поступила. Гилли лихорадочно шарила в уме, ища ответа, но мысль застыла в черепе, как замороженный мамонт в толще ледника. Всю дорогу до самого участка она спрашивала себя: как быть? Выпрыгнуть из машины у следующего светофора? Забыть про эти проклятые деньги? Но замороженный мамонт по-прежнему спал беспробудным сном, не желал и пальцем шевельнуть.
В служебном помещении полицейского участка за низкой перегородкой два полицейских попытались допросить ее. Новый полисмен, высокий крупный блондин, спросил того, который привел ее:
— А документов, удостоверяющих личность, при ней нету?
— Я не буду обыскивать ее, а Джуди пошла ужинать.
— Ну, а как насчет чемодана?
— Точно, надо проверить.
Она хотела закричать — они не имеют права копаться в ее вещах, но никак не могла пробиться сквозь толщу льда.
Полицейский-блондин стал перетряхивать ее одежду и почти сразу же наткнулся на фотографию Кортни.
— Это твоя мать?
— Положите на место, — шепотом сказала она.
Наконец-то заговорила!
— Митчелл, она говорит, чтобы ты положил фотографию на место.
— Ладно, ладно, я же исполняю свои обязанности. — Он бросил фотографию в чемодан и продолжал рыться в ее вещах.
— Вот это да, — сказал он, найдя открытку. Он внимательно прочитал ее и передал другому полицейскому. — Послушай, Райн, здесь есть все — и имя, и адрес. Представь, она действительно знает кого-то в Сан-Франциско.
Полицейский по имени Райн прочел открытку, потом подошел к Гилли и наклонился к ней.
— Это адрес твоего отца? — спросил он, указывая на открытку. Она сидела неподвижно и сверлила его взглядом. Райн покачал головой; он распрямился и вернул открытку Митчеллу.
— Проверь, кто живет по этому адресу, и позвони им.
Через полчаса в дверях полицейского участка появилась задыхающаяся Троттер, вся в красных пятнах; она держала за руку бледного Уильяма Эрнеста. Троттер сразу увидела Гилли, которая сидела у стола по другую сторону перегородки. На лице Троттер появилось подобие улыбки, но Гилли резко отвернулась. За перегородкой сидела женщина-полисмен, она возвратилась с ужина и приступила к дежурству.
— Мэйм… Мэйм Троттер… — Троттер не могла перевести дух. Она задыхалась еще сильней, чем когда поднималась по лестнице.
— У меня там… такси… ждет… Нет денег… заплатить…
— Минутку…
Джуди, женщина-полисмен, подошла к Райну и что-то тихо сказала ему. Тот поднялся, и они вместе подошли к перегородке. Из разговора Гилли удалось разобрать лишь отрывистые ответы задыхающейся Троттер.
— Приемная дочь… Да, где-то есть… Сан-Франциско, да, может быть. Окружной отдел благотворительного общества… Да, мисс Мириам Эллис… Да, да… Нет… нет… нет… Может, здесь кто-нибудь заплатит за такси? Он все еще ждет там…
Полицейский Райн передал Троттер желтый конверт. Она вздохнула, кивнула головой, вытащила из конверта какие-то деньги и протянула ему. Он передал деньги Митчеллу, а тот протянул их женщине-полисмену; та нахмурилась, но все-таки встала и вышла из комнаты, чтобы расплатиться с шофером.
— Нет, нет, — говорила Троттер. — Конечно, нет… она еще ребенок…
Когда Райн провел Троттер за перегородку, она все еще отрицательно качала головой в ответ на какие-то слова. Уильям Эрнест цеплялся за ее поношенное пальто. Наконец, Троттер отдышалась, но голос ее все еще дрожал. Стоя в дверях, она обратилась к Гилли:
— Я приехала забрать тебя, детка. Мы с Уильямом Эрнестом приехали за тобой.
Райн прошел через комнату, остановился возле стула, на котором сидела Гилли, и наклонился к ней:
— Миссис Троттер не будет ни в чем обвинять тебя. Она хочет, чтобы ты вернулась.
«Обвинять? Ах, да, деньги. Неужели этот болван думает, что Троттер захочет, чтобы ее Гилли арестовали? Но как теперь вернуться? Великолепная Гилли, которая убежать и то не сумела! Завалила все на свете». Она уставилась на свои руки. Под ногтями грязь. Она ненавидела грязные ногти.
— Гилли, детка…
— Домой! Разве ты не хочешь домой? — спросил Райн.
«Хочу ли я домой? Куда же, вы думаете, черт возьми, я собиралась?»
Она ничего не ответила, и Райн встал.
— Может, лучше оставить ее здесь до утра и сообщить в благотворительное общество, — сказал он.
— Вы хотите арестовать ребенка?
— Здесь она будет в безопасности. И только до утра.
— Вы что, думаете, я разрешу арестовать моего ребенка?
— Может, это к лучшему, — тихо сказал Райн.
— К лучшему? Это как понимать? Что у вас на уме?
— Похоже, она не очень хочет возвращаться к вам, миссис Троттер. И я не знаю…
— О, Господи, вы не знаете… О, Господи…
Гилли никогда не слышала, чтобы Троттер так разговаривала. Она посмотрела на заплывшее, убитое горем лицо.
— Боже милостивый, что же мне делать?
— Гилли! Гилли! — Уильям Эрнест бросился к ней через всю комнату и стал колотить кулаками по ее коленям. — Пойдем домой, Гилли, пожалуйста, пойдем домой! Пожалуйста! — На белой шее напряглись и проступили синие жилки.
Лед в ее замороженном мозгу раскололся и тронулся. Она встала и взяла его за руку.
— Слава Всевышнему! — сказала Троттер.
Райн откашлялся.
— Можешь не идти, если не хочешь. Ты знаешь об этом, правда?
Гилли кивнула. В дверях Троттер подняла руку. С нее свисала коричневая сумка. Сломанный затвор раскрылся. Троттер смутилась, опустила руку и захлопнула сумку.
— Мне такси надо, — сказала она.
— Я попрошу Митчелла отвезти вас, — сказал Райн.
«БАБАХ!»
Между Троттер и мисс Эллис разгорелось сражение. Когда на следующий день Гилли вернулась из школы, шум этой битвы донесся до нее из гостиной.
— Не будет этого никогда, никогда, никогда! — ревела Троттер, как мать, у которой отбирают детеныша.
