Все нервно рассмеялись.
* * *
— Скорей, Ханна! Положение чрезвычайное — Сюзи заболела! — воскликнул мистер Марстон, выбегая навстречу Ханне. — Нужно, чтобы вы прислуживали за столом. Скорей переодевайтесь в парадную форму! Быстрей, быстрей же! Дейз вам поможет.
Ханна поспешила в чулан, где висела форма. Дейз уже стояла в дверях, держа наготове чёрное шерстяное платье с длинными рукавами и стоячим белым воротничком.
— Я в этом буду похожа на пастора, — пробормотала Ханна. — Ой, какой колючий воротник!
С тех самых пор, как девочка вернулась из Канзаса, она почему-то особенно остро ощущала и мягкие, и колючие ткани. Её простыни оказались бесконечно приятнее на ощупь, чем муслиновая ночная рубашка, и Ханна привыкла спать голой. Ей это очень нравилось — без одежды она чувствовала себя такой свободной!
— Не ной, — сказала Дейз. — Справишься сейчас — и может, тебе ещё поручат подавать на стол, как уедем в Мэн, а там и прибавочку к Рождеству заработаешь, если тебя оставят прислуживать на званых вечерах. Давай-ка помогу фартук завязать.
— Ох! Слишком туго! Я едва дышу! — пожаловалась Ханна. Но тяжело дышать ей было не только из-за тугого передника. Как только Дейз затянула на ней пояс, девочка осознала, что снова увидит художника.
Ханна направилась было в коридор, но Дейз окликнула её:
— Погоди, Ханна, чепчик!
Дейз помогла ей надеть головной убор.
— Все волосы надо заправить внутрь. Миссис Хоули очень строго за этим следит.
— Я не люблю ходить в чепчике. В нём ужасно жарко! — проворчала Ханна. «Ну вот, кажется, я уже краснею! А если я что-нибудь на него пролью или опрокину? У меня и сейчас-то руки дрожат, а ведь я ещё без подноса».
— Сказано ходить в чепчике, значит, надо в чепчике, — сказала Дейз, заправляя выбившийся локон Ханны обратно под головной убор. Парадный чепец представлял собой гору кружев, с которой на спину падали три ленты. — Вот, теперь ты готова. — Она отступила на шаг и оценивающе оглядела Ханну.
— По-моему, я совсем не готова, Дейз. Я ведь ничего не знаю про то, как прислуживать в столовой.
— Не беспокойся, мы с мистером Марстоном за тобой присмотрим. Ты держись поближе ко мне и делай всё, как я. И вот что запомни: блюда подаёшь слева, а воду в стакан наливаешь справа.
Ханна нервно сглотнула и шёпотом повторила:
— Блюда слева, вода справа.
Она тряслась, как осиновый лист, когда вошла в столовую, и даже не смела поднять взгляд, чтобы посмотреть, где сидит Уилер. Ей предстояло пройти около десяти футов с первым блюдом — густым устричным супом. «Господи, только бы не пролить!» Всего гостей было шестнадцать, но Ханне досталось только три тарелки — остальных взяли на себя Дейз и Флорри.
— Не волнуйся, — шепнула Дейз. — После супа будет легче, суп самый трудный.
К счастью, Уилер не был в числе трёх гостей, кого поручили обслуживать Ханне. Впрочем, это не имело значения. Девочка чувствовала на себе его взгляд, и когда разносила суп, и когда потом, по знаку мистера Марстона, убирала тарелки.
Между супом и вторым блюдом Ханна стояла у стены рядом с Дейз. Мистер Марстон обозревал обеденный стол, как хищная птица, высматривающая добычу на болоте. Ни один стакан не должен оставаться более чем на две трети пустым. Обносить гостей булочками следует в строго определенные моменты. Убирать тарелки начинают, когда тот, кто ест медленнее всех, заканчивает свою порцию. Тут было много правил и тонкостей, и для того, чтобы всё шло гладко, требовалось точно рассчитывать время всякого действия. То, что мистеру Марстону удавалось обо всём помнить и без единого слова раздавать указания слугам, казалось едва ли не чудом. «Но так ли уж это важно по большому счету? — задумалась Ханна. — Что такого страшного случится, если чей-нибудь промах нарушит сложный порядок обеда?»
Девочка обвела взглядом собравшихся за столом. Одни из самых знатных и богатых жителей Бостона в гостях у старинного и уважаемого семейства. Мистер Марстон однажды сказал при ней, что Хоули — «высшая каста Бостона», и когда Ханна спросила, что такое «высшая каста», он ответил, что это значит «благородные люди». Однако их жизнь была скована строгими законами, в своём роде настолько же суровыми, как правила, которым Ханне приходилось подчиняться в приюте.
Лайла и Кларисса были самыми младшими в комнате. Остальные гости в большинстве своём были намного старше, чем даже мистер и миссис Хоули. Кроме мистера Уилера, сидевшего рядом с иссохшей седовласой дамой, у которой кожа на подбородке свисала широкими складками, словно присборенная атласная ткань. У двух женщин в причёсках покачивались огромные страусиные перья, но никто из дам за столом не мог сравниться с миссис Хоули. Джентльмены были в строгих костюмах, за исключением одного глубокого старика — его изношенный и неряшливый наряд, дополненный перекосившимся галстуком-бабочкой, с трудом можно было счесть «строгим», да и звания «костюма» он едва ли заслуживал.
Кларисса сидела по левую руку от матери, а Лайла — по правую. Миссис Хоули внимательно наблюдала за обеими в течение всей первой перемены блюд и слушала, как они ведут беседы с соседями по столу.
— Профессор Керрзон, — сказала Кларисса, повернув нежное личико к морщинистому и несколько растрёпанному джентльмену, сидевшему слева от неё, — читали ли вы статью в «Дейли эдвертайзер»?
Ханна заметила, что миссис Хоули покривилась при слове «статья». Дейз уже говорила ей, как хозяйка беспокоится о том, что Кларисса кажется «слишком уж умной» и что её начитанность отвлекает внимание от её естественной красоты. Но миссис Хоули окончательно побледнела, когда Кларисса продолжила:
— В статье говорится, что Теодор Рузвельт…
Девочка вдруг вздрогнула и осеклась. Ханна догадалась, что мать толкнула её ногой под столом.
— Mama…
— Не следует за столом говорить о политике, милая.
— Это не о политике, mama, это об охране природы. Он хочет выделить землю под заповедники.
— Заповедники! Что за глупость! — Миссис Хоули весело рассмеялась.
— Но mama, я собираюсь вступить в Клуб защиты природы.
— Прелестно! — Эдвина Хоули растянула губы в ослепительной улыбке и ловко сменила тему: — Кстати, о парках, видели вы этой весной тюльпаны в Общественных садах? Они просто восхитительны. К тому же, говорят, айва расцвела впервые за десять лет.
Кларисса, похоже, немного обиделась, но ничего не сказала, а погрузилась в обычное для неё благодушное молчание. Она никогда не дулась. Беседа за столом возобновилась в русле, которое Эдвина Хоули явно находила более приятным и приличным. Разговор быстро переходил от оперы к симфонической музыке, от лодочных прогулок по Чарльзу к «дворцу», который миссис Джек Гарднер строит в парке Фенуэй.
Всё это время Лайла совершенно определённо «строила глазки» мистеру Уилеру. Она метала в его сторону взгляды, вылетавшие из-под ресниц, словно птицы из клетки. Лайла натянутым тоном поинтересовалась у художника, какое платье он посоветует ей надеть завтра, когда она начнёт позировать для картины.
