соблюдены. А то, что в глазах стоит презрение, которым можно отравить добрую половину крыс в среднестатистической лаборатории, – это уже мелочи.
Мы ещё немного болтаем ни о чем, после чего Матвей предлагает мне увидеться. Видимо, он каким-то образом чувствует, как я напрягаюсь, пытаясь прикинуть, готова ли я уже встретиться со всеми, потому что произносит:
– Только я и ты. Просто, чтобы я убедился, что тебя не взяли в плен приспешники Гитлера.
Тут уже я не могу сдержаться от смеха и расслабляюсь.
На самом деле я безумно хочу его увидеть. А это его «только я и ты», вновь заставляет моё глупое сердце о чем-то мечтать. Не надеяться, нет. Я не дурочка и понимаю, когда меня отшивают таким корректным способом, а-ля «ты мне как младшая сестренка».
Но ведь запретить мечтать мне о нем никто не может, правда?
Глава 8. Ближе к тебе
Ощущение такое, что мы с Матвеем вечно находимся в дороге. Только никак не можем достигнуть той цели, ради которой вообще пустились в путь.
Вот и сейчас мы просто катаемся в машине по окрестностям, выпуская сигаретный дым в открытые окна и болтая о всяких пустяках. Никакой конкретной финальной точки у нас нет, Матвей то сворачивает на одну дорогу, останавливаясь в лесу и принося мне ягоды землянки в ладошке, то тормозит рядом с незнакомой машиной и мы выходим прямо так, на шоссе, поболтать с его друзьями.
Создается впечатление, что Матвея знают все. А что мне ещё более приятно – его уважают.
Если во время наших отношений с Олегом, даже его близкие друзья позволяли себе бросать на меня плотоядные взгляды, то рядом с Матвеем я чувствую себя чем-то неприкосновенным, даже не являясь его девушкой. Это совершенно другой уровень.
А что еще более приятно, мне не надо заставлять себя искать бесперебойно темы для разговора, как это было с Олегом, чтобы не повисало неловких пауз. С Победоносцевым хорошо даже просто молчать, иногда переглядываясь и улыбаясь друг другу, словно мы храним какую-то тайну на двоих.
– Если ты не против, заедем в одно место? Это по работе.
От неожиданности и неверия, я на несколько секунд теряю дар речи. Неужели Матвей Победоносцев решил приоткрыть мне завесу своей тайны?
– Конечно! – с большим энтузиазмом, чем мне бы того хотелось, отвечаю я.
Он только усмехается, отчетливо понимая мои эмоции.
Теперь я ещё более внимательно изучаю каждое деревце и домик на пути, стараясь не пропустить ни единой детали.
Местность кажется мне относительно знакомой, но с моим «талантом» запоминать дороги, я могла бы ездить здесь каждый день и все равно ни черта не запомнить.
К моему удивлению, мы съезжаем на разбитую дорогу к постройке, которую я с трудом узнаю при дневном свете.
«Созвездие», неприглядно выглядящее в ночном полумраке, днем смотрится ещё более отталкивающе: грязные побеленный стены фасада, снизу разукрашенные неумелыми граффити и надписями а-ля: «Маша любит Пашу».
Я вопросительно смотрю на Матвея, испытывая в голове мысль, а уж не он ли владелец этого чудесного особняка, но он с нейтральным лицом проезжает чуть дальше, паркуясь возле небольшого кирпичного здания неподалеку.
– Посиди внутри, – говорит он, захлопывая дверь с открытым окном, – несовершеннолетних туда не пускают, – поясняет он в ответ на моё обиженное лицо.
Минуты тянутся бесконечно, пока я жду его, выкуривая одну сигарету за другой.
Здание абсолютно неприметное, без вывески, хотя видно, что за ними ухаживают, и строили на совесть. Что меня по-настоящему удивляет, так это количество парковочных мест и ровный асфальт. Нигде в Копылово, а уж тех более в Ласточкино, я такого не видела, из чего могу сделать вывод, что владельцы платили за подъездную дорожку из собственного кармана.
Стриптиз клуб или чего ещё похуже? Моё воображение выдает такие версии, что я с трудом успокаиваю разбушевавшуюся фантазию, дабы не чернить имя Матвея.
Да вдруг там просто магазин с алкоголем?
Мои нервы успокаивает сам Победоносцев, неторопливо выходя из-за железной двери и переговариваясь с кем-то, кто остается вне поля моего зрения.
Он обходит машину и кидает черную спортивную сумку на заднее сидение, только потом садясь на водительское кресло. Лицо у него сосредоточенно-серьезное, такое, что я не решаюсь задавать вопросов.
Спокойно так выруливает с подъездной дороги, выводя машину на проезжую часть. Он не включает музыку, а я призывно заглядываю в лицо, надеясь понять, что же там произошло.
– Матвей? – осторожно спрашиваю я.
Ноль эмоций.
– Матвей? – через несколько секунд повторяю я, чувствуя как ужас подступает к горлу.
– Прошу тебя, поговори со мной.
Но он всё так же неотрывно смотрит на дорогу.
– Матвей, господи! Да что там произошло?! – взрываюсь я.
Тут, к моему удивлению, он поворачивается ко мне, и по глазам я вижу, что он еле сдерживает смех, который через пару секунд заполняет машину.
– Прости, – еле выговаривает он, – я просто не мог удержаться. Ты бы видела своё лицо!
Я вообще перестаю что-либо понимать, тупо смотря на него.
– Да всё нормально, Лиз, – ржет он, – я просто забрал кое-что. Ничего там не случилось, а в сумке не наркота, можешь выдохнуть.
Ещё пару мгновений я храню молчание, прежде чем начинаю колотить его по всему до чего могу добраться, так, что Матвею приходится свернуть на обочину, чтобы не спровоцировать ДТП.
– Мерзавец! Негодяй! – воплю я. – Я-то думала с тобой там что-то серьезное произошло!
Матвей продолжает смеяться, но уверенно перехватывает мои руки, немного притягивая к себе.
Я всё еще злюсь за этот глупый розыгрыш, но краска злости, прилившая к моим щекам, теперь стучит кровью в висках, оттого, что я вижу его губы так близко к своему лицу.
А он нестерпимо хорош. Эта ухмылочка уверенного в себе парня, бесит и манит одновременно. Хочется ещё раз ударить его, чтобы перестал так смотреть на меня, словно я не его «сестренка».
– Все хорошо, Лиз, – мягко произносит он, продолжая удерживать мои руки, хотя я больше не пытаюсь нанести ему удары, – теперь ты знаешь, где творятся самые жуткие дела в городе, – он делает дурацкое лицо, передразнивая мой голос.
Дергаюсь, пытаясь высвободиться, но он держит крепко.
– И какие такие страшные дела? – пыхчу я, борясь больше для показухи, чем для того, чтобы он на самом деле отпустил меня.
– Наркотики. – серьезно отвечает он. – Проституция. Торговля органами. – с каждой произнесенной фразой, он все ближе приближает свое лицо к моему. – Торговля детьми. Такими же наивными, как и ты. Я ужасный человек, все грехи мира