Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Статья 1093 г.
(ПСРЛ. Т. 1. Стб. 216).
Бе же и самъ [Всеволодъ] въздержася от пья[нь]стваи от похоти, темь любимъ бе отцемь своимъ, яко глаголаати отцю к нему: «сыну мои, благо тобеяко слышю о тобе кротость и радуюся, ако ты покоиши старость мою, аще ти подасть Богъ прияти власть стола моего по братьи своеи, с правдою, а не с насильемь, то егда Богъ отведеть тя от житья сего, да ляжеши идеже азъ лягу, у гроба моего, понеже люблю тя паче братьи твоее»
Сравним еще два фрагмента этих же статей, повествующих о болезни и погребении Ярослава и Всеволода.
Таблица 5
Статья 1054 г.
(ПСРЛ. Т. 1. Стб. 161, 162).
Самому же [Ярославу] болну сущю и пришедшю Вышегороду разболеся велми.
[По смерти Ярослава] Всеволодъ же спрята тело отца своего, възложьше на сани, везоша и Кыеву попове поюще обычныя песни, плакашася по немь людье [и] принесъ положиша и́ в раце мороморяне вь церкви святое Софье и плакася по немь Всеволодъ и людье вси.
Статья 1093 г.
(ПСРЛ. Т. 1. Стб. 217).
Разболевшюся ему [Всеволоду] велми, посла по сына своего до Володимера Чернигову.
[По смерти Всеволода] Володимеръ же плакавъся с Ростиславомъ, братом своимъ, спрятаста тело его и собрашася епископи, и игумени, и черноризьци, и попове, и боляре, и простиилюдье, [и] вземше тело его со обычными песнми положиша и́ въ святеи Софьи .
Здесь мы видим практически полное сходство репрезентации погребения Ярослава в 1054 г. и Всеволода в 1093 г., из чего можно сделать вывод о том, что вторая статья могла оказать влияние на первую. Для сравнения: о погребении Святослава Ярославича говорится только то, что он «положен Чернигове у святаго Спаса» (ПВЛ, 1076 г.); о погребении Изяслава Ярославича сообщается, что после того как его тело в ладье доставили с Нежатиной Нивы к Городцу «изиде противу ему весь городъ Кыевъ, и възложивше тело его на сани, повезоша и, съ песнми попове и черноризци понесоша и в град . И принесше, положиша тело его в церкви святыя Богородица, вложивъше и в раку мраморяну» (ПВЛ, 1078 г.). Таким образом, в качестве наиболее вероятного источника заимствования нарративной модели для статьи 1054 г. может рассматриваться именно летописная статья 1093 г. В силу этого гипотеза А.А. Шахматова о том, что статья 1054 г. в нынешнем виде могла появиться в летописном своде 1070-х гг., нуждается в корректировке: изложенные выше аргументы красноречиво свидетельствуют, что она дошла до нас в более поздней интерпретации конца XI или начала XII в. Расхождение статьи 1054 г. с «Чтением» Нестора, который приписывал погребение Ярослава Изяславу, позволяет предположить, что он не мог быть причастен к ее составлению. Что касается реконструкции первоначального содержания статьи 1054 г., то ее можно осуществить путем элиминирования упомянутых фрагментов и контаминации его «остатка» со статьей 1055 г., где также помещен перечень стольных городов, полученных сыновьями Ярослава, который мог использоваться позднее в тексте «ряда»: «Преставися князь Рускии Ярославь. Изяславу тогда сущю [Турове], а Святославу Володимири. Ярославу же приспе конець житья и предасть душю свою [Богу] вь суботу 1 поста святаго Феодора. Пришедъ Изяславъ седе Кыеве, Святославъ Чернигове, Всеволодъ Переаславли, Игорь Володимери, Вячеславъ Смолиньске».
В заключение проанализируем содержащуюся в статье 1054 г. «декларацию» о приоритете «старейшинства» («Се же поручаю в собеместо столъ стареишему сыну моему и брату вашему Изяславу. да то вы будеть в мене место»). Теоретически, Ярослав мог иметь мотив разработки принципа взаимоотношений между сыновьями, чтобы избежать повторения династических конфликтов 1014–1018 и 1024–1026 гг., но вот провозгласил ли он этот принцип в качестве политической доктрины, или это сделали за него интеллектуалы следующего поколения? Для ответа на этот вопрос мы должны выяснить: атрибутируется ли где-нибудь еще в летописи «старейшинство» Изяславу Ярославичу?
Такую атрибуцию мы находим только в одном месте – в летописном некрологе к сообщению о гибели князя в 1078 г. («Бе же Изяславъ мужь взоромъ красенъ и теломъ великъ, незлобивъ нравомъ, криваго ненавиде, любя правду; не бебо в немь лсти, но простъ мужь умом, не вздая зла за зло. Колико бо ему створиша кияне: самого выгнаша, а дом его разграбиша, и не взда противу тому зла. Аще ли кто дееть вы: сечець исече, то не сь то створи, но сынъ его. Пакы же брата его прогнаста и, и ходи по чюжеи земли блудя, и седящю ему пакы на столе своемь. Всеволоду пришедшю побежену к нему, не рече ему: „колико от ваю прияхъ, не вдасть зла за зло“, но утеши рек: „елмаже ты брате мои показа ко мне любовь, введе мя на столъ мои и нарече мя старейшину собе (курсив наш. – Д. Б.), се азъ не помяну злобы первыя, ты ми еси братъ, а я тобе и положю главу свою за тя“»)353. По большей части, содержание этого некролога представляет собой пересказ фрагментов статей 1068 г., 1073 г. и первой части той же статьи 1078 г. Но в первой части статьи 1078 г., где приведена речь Изяслава, о «старейшинстве» не упоминается. Нет этой информации и в статье 1077 г., рассказывающей о примирении Изяслава с Всеволодом, где изложение событий представлено в виде протокольной констатации факта («Всеволодъ же [иде] противу брату Изяславу на Волынь и створистамиръ. И пришедъ Изяславъ седе Кыеве месяца иуля 15 день»). Из этого можно сделать вывод, что Изяслав вернулся на киевский стол благодаря политическому компромиссу, а не привилегированному положению «брата старейшего». Более того, в первой части статьи 1078 г. князь подчеркивает приверженность иному политическому принципу – принципу братского совладения («аще будеть нам причастье в Русскеи земли, то обема, аще лишена будеве, то оба, азъ сложю главу свою за тя»). Данное противоречие позволяет отнести упоминание о «старейшинстве» в статье 1078 г., которое якобы признал Всеволод, к позднейшим дополнениям. Но если первая часть статьи, где Изяслав Ярославич выступает поборником братского совладения, могла появиться не раньше, чем в самом конце 1070-х или в начале 1080-х гг., то следующий этап формирования, на котором к первоначальному тексту был присоединен пространный некролог, следует отнести к более позднему времени – иначе объяснить изложение под 1078 г. одних и тех же событий сначала в виде прямой речи, а затем в виде «резюме» не представляется возможным. Данное наблюдение органично сочетается с точкой зрения П.П. Толочко, отметившего, что текст статьи 1078 г. «не производит единого и цельного повествования», а также с предположением Б.А. Рыбакова, отнесшего появление панегирического некролога князю к княжению Святополка Изяславича, и С.М. Михеева, который атрибутировал его одному из составителей «Начального свода», что, в совокупности, может служить дополнительными аргументами в пользу гипотезы Л.В. Черепнина. Итак, с одной стороны, есть основания полагать, что упоминание о приоритете «старейшинства» в статьях 1054 и 1078 гг. появилось одновременно; с другой стороны, это согласуется с фактом текстологической близости статей 1054, 1093 и начала статьи 1097 г. Данное обстоятельство заставляет пересмотреть утверждение Н.В. Шлякова и А.А. Шахматова о том, что появление запрета на нарушение границ в тексте статьи 1054 г. связано с событиями 1073 г. Переворот 1073 г. лишь создал прецедент «преступления предела братнего» в семье Ярослава, но пик злоупотребления им падает на конец XI столетия. В этом отношении династическая коллизия 1073 г. мало чем отличается от династических коллизий 1090-х гг., поэтому введение данной «нормы» в текст статьи 1054 г. можно приурочить ко времени Святополка Изяславича и Владимира Мономаха, отказавшегося в 1093 г. от «внеочередного» занятия княжеского стола в Киеве, выступив поборником доктрины «старейшинства», которой, как следует из дальнейшего изложения его политики, он руководствовался в пределах, отвечавших его собственным интересам.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
