Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Среди других примеров непосредственных реакций – смутное чувство дискомфорта, когда мы оказываемся в средах, предоставляющих слишком мало или слишком много информации. Перегруженные раздражителями среды изнуряют нас: таковы удушливо загроможденный офис клерков Канцлерского суда в «Холодном доме»; многолюдный подземный переход, в котором нам постоянно приходится быть начеку. Эти непреодолимые побуждения, вероятно, сформировались на протяжении десятков тысячелетий, когда люди жили под открытым небом и вынуждены были зорко отслеживать любое движение, могущее сулить опасность. Недостаточно стимулирующие среды – такие как пригородный поселок, описываемый Тео в «Щегле» или внутренние школьные коридоры со скудным дизайном, – тоже обессиливают нас, настолько отравляя скукой, что обостряют стресс, тоску и даже вредные привычки. Нам хочется сбежать оттуда в более когнитивно привлекательное и здоровое место.
Не все наши непосредственные реакции вызываются страхом или другими негативными эмоциями. Некоторые объекты извлекают непосредственные реакции, которые мы переживаем с удовольствием: тропинки, обещающие незнакомые места, возбуждают в нас любопытство, а изогнутые плоскости порождают ощущение удобства и непринужденности. Пожалуй, наиболее хорошо изученный кластер непосредственных реакций – это воздействия цвета на наши эмоции. Люди настолько привыкли считать более холодные и менее насыщенные цвета успокаивающими, а теплые и насыщенные – будоражащими, что если они проходят тестирование в помещении с бросающимися в глаза красными элементами, то показывают худшие результаты. Цвет имеет самые разнообразные неожиданные воздействия на нас. Когда люди проходят тест на IQ в помещении с небесно-голубым потолком, их результаты повышаются. Самый известный пример: определенный оттенок розового считается таким успокаивающим, что некоторые футбольные команды окрашивают в этот цвет стены раздевалок своих соперников. Разумеется, во многом восприятие цвета отличается у разных народов и в разных культурах. Но вид некоторых основных цветов неизменно вызывает непосредственные реакции, отличающиеся крайне незначительно, поскольку они глубоко укоренены в биологии человека. Морис Мерло-Понти, философ, который предвосхитил в своих работах новую теорию познания, отразил эту сложную реальность, когда косвенно критиковал защитников радикального культурного релятивизма в «Феноменологии восприятия». Его совет таков: «Пора прекратить вопрошать, как и почему красный, цвет крови, символизирует борьбу и насилие, а зеленый, выбранный природой для растений, символизирует покой и мир». Вместо этого, продолжал Мерло-Понти, нам следует посвятить себя попыткам повторно познать, «как переживать эти цвета так, как делает наше тело», в наших актуальных жизненных средах, изо дня в день.
Некоторые из наших неосознаваемых ощущений – непрямые: они коренятся не в человеческой физиологии, а в когнитивных схемах, которые мы строим, учась жить в окружающем мире. Когда взгляд на входную дверь пробудил в вас мысли о выходе из дома, когда вы мысленно представляли свою руку, протягивающуюся к молочной витрине, чтобы взять пакет молока, когда вы мысленно вычисляли продолжительность вашего планируемого похода в магазин, вызвав в памяти ментальную карту окрестностей вашего дома, вы использовали схемы, сложившиеся в результате вашего предшествующего опыта. Если бы вы оставались в той же квартире, но она находилась бы в незнакомом для вас городе, та же самая входная дверь могла бы не активировать последующие визуальную, моторную и навигационную схемы.
Одна крупная категория таких схем порождает каскады ассоциативных и внелогических когниций. Вы, несомненно, знаете, что бетон и сталь статичны, тяжелы и тверды. И вам хорошо известно, что вода рябит, пузырится и течет. Пергола бассейна Ласкер в Центральном парке Нью-Йорка; пузырчатые, переходящие в крышу стены созданного австралийской компанией PTW Национального плавательного центра в Пекине, прозванного Водяным кубом; волнистые профили лондонского Водного центра Захи Хадид, – все это, бесспорно, построено. Крыши в Нью-Йорке и Лондоне – бетонные конструкции, а стальной каркас поддерживает стены из твердого пластика в Пекине. Несмотря на это дизайн зданий вызывает каскад ассоциаций, логически никак не связанных с их физическими свойствами. Зигзагообразная горизонтальная линия бетонной перголы бассейна Ласкера отсылает к воспоминанию о ряби на струящейся воде. Вы не можете удержаться от мысли о пузырьках, глядя на водяной куб пекинского олимпийского стадиона. А плавные линии Водного центра Хадид возрождают наши ощущения от текучести воды. Дизайн передает нечто из опыта пребывания в этих местах.
Все эти примеры – материализованные в строительной среде метафоры. Люди считают метафору изобразительным средством. И это слово обозначает просто действие, с помощью которого мы переносим любую разновидность содержания или значения – визуальную, чувственную, слуховую, языковую, проприоцептивную, интероцептивную или любую комбинацию таковых – с одного места/объекта на другое/другой. Этимологически слово «метафора» состоит из двух древнегреческих слов – meta, то есть «выше», «через» или «за», и phoreo – «переношу», и эти корни указывают на то, что метафора является средством познания, которое люди могут использовать для многих носителей и форм.
Представим, что вы подыскиваете квартиру в незнакомом городе. Найдя то, что вам понравилось, вы звоните подруге, чтобы сообщить об этом. Она спрашивает, что именно вам понравилось. Вы беззаботно отвечаете: «Я чувствую, что там я дома». Это метафора. Вы можете даже не сознавать ее. Но вы взяли понятие дома, каковым денотативно является любой крупный построенный объект, содержащий жилые пространства, населенные людьми, чтобы обозначить нечто другое: чувство эмоционального комфорта и физического удобства, которое сопутствует домашней обстановке. Как новое жилище в незнакомом окружении подействует на ваше чувство внутреннего равновесия? Отвечая на этот вопрос, вы перенесли значение, почерпнутое в одной области – строительной среде, – на другую, то есть на испытанное вами ощущение благополучия. Мы усваиваем такие метафоры из опыта жизни в разновидностях тел из плоти, которыми обладают люди, в среде, как естественной, так и рукотворной. Вот почему они воплощенные.
Метафоры – это схемы. Они составляют особую (и крупную) категорию схем, с помощью которых мы отбираем впечатления о знакомых и конкретных вещах, чтобы передать абстрактные понятия, чувства и идеи. Рисунок бывает на обоях и тканях, однако некоторые из нас в речи могут позволить себе фразу: «Рисунок ее дистресса тревожит меня». Ритмы происходят из музыки, однако высказывания «Ему нравится ритм его жизни» или «Ритм окон в этом небоскребе необычен» никого не смущают. Тактильные ощущения питают такие заявления, как «Это была жесткая посадка».
Как рябь и текучие линии в сооружениях плавательных комплексов Нью-Йорка и Лондона передают нечто о том, на что будут похожи ощущения, которые вы испытаете в этих зданиях, так и метафора дома говорит о том, как вы чувствуете себя в новой квартире, больше, чем простое заявление «я чувствую себя комфортно». Метафоры вызывают эмоционально окрашенные ассоциации, зрительные образы, телесные ощущения, звуковые воспоминания и т. д.
Каждый знает, на что похоже (или должно быть похоже) ощущение пребывания дома. Метафоры высвечивают широкий диапазон абстрактных понятий – в этом случае чувство защищенного благополучия, – ассоциируя их с конкретными, легко представимыми образами, – в данном случае со знакомым «везде хорошо, а дома лучше».
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
